Юз Алешковский - Средь других имен

Красный Камень — рыжая руда,
Что и гор, и леса драгоценней,
Что, своею ценностью горда,
Отказалась от любых растений:
Это только камень и вода,
Впадины, и выступы, и тени,
Это — ожидание труда,
Это — сны о домне и мартене…
Где ручей тропинку протоптал,
Извиваясь, как блестящий угорь,
Над горою вдруг затрепетал
Языкастый и вертлявый флюгер.
С каждым ветром коротко знаком,
Веселясь, как клоун балаганный,
Дразнит флюгер острым языком
Набегающие ураганы.
Люди с картами идут сюда,
Повинуясь радиоприказам,
И глядит Полярная звезда
На идущих удивленным глазом.

А потом, — нет, это не потом, —
Сразу же рождается поселок,
И кирпичный вырастает дом,
Точно Камня Красного осколок.
Под горой проходят поезда,
И земля гудит под их напором,
Щурит глаз Полярная звезда —
И подмигивает семафорам…

Кто сюда дотянется?
Черту на рога
Зашвырнуло станцию,
Станцию Пурга.

Здесь ни трав, ни елочек,
И сюда бы встарь
Никаких бы телочек
Не погнал Макар.

Но не мшистой плесенью —
Сердцу дорога
Девичьею песнею
Станция Пурга.

Девушки с лопатами
С виду не стройны —
Валенки с бушлатами,
Ватные штаны.

Сбив назад треухие
Шапки с темных лбов,
Тянут: «Чую… Слухаю…»
В песне про любовь.

Песня не старинная,
Но и не нова,
Веют Украиною
Плавные слова.

Даже тундра, вязкая,
Словно рыжий вар,
Стала яркой сказкою,
Как полтавский яр.

Перед снежной кучею
Плещут и журчат
Думкою певучею
Голоса девчат:

Как на белом вышили
Здесь на рушнике
Розовое вишенье
В зеленом садке…

Не тоской провьюженной
Сердцу дорога, —
Ой ты, песня южная,
Станция Пурга!

Светлую нашу любовь мы скрываем по темным углам,
Губы с губами на миг сходятся тайно, как воры.
Горе неволи твоей мне с тобой не делить пополам,
Счастье свободы моей ты со мною разделишь не скоро.

Мечется наша любовь, точно псами затравленный зверь,
Ходят за ней по пятам сплетни, угрозы и бредни…
Видно, друг друга нашли мы для горечи новых потерь,
Каждая встреча с тобой стать может встречей последней…

Глубок и плавен мудрый Енисей,
Над ним леса угрюмые нависли,
И, локтем к локтю чувствуя друзей,
Волна волне нашептывает мысли.

Чеканный ход его студеных струй
Нетороплив, как повесть старожила,
Где села Покукуй да Погорюй
Бывальщина легендой окружила.

Молчит мохнатобровая тайга,
Обрывы тускло блещут валунами,
И небо, упираясь в берега,
Полгода солнце носит над волнами…

А дальше — солнце до весны во мрак,
А воды — в упаковку ледяную,
И умолчит бывалый сибиряк
О том, что в пору было здесь иную.

Лишь проволока с кольями да пни,
Как о свечах — оплывшие огарки,
Поведают про скованные дни
Дудинки, и Норильска, и Игарки…

Может, внуки когда-нибудь сложат сказания
О страданьях и подвигах наших трудов,
Как мы шли, на ходу сочиняя названия
Для построенных в недрах пустынь городов.

Как на север весною извечно влекомые
Птичьи стаи сбивались с путей вековых,
Не могли опознать эту землю знакомую,
Не могли долететь до гнездовий своих.

Кто расскажет о том, как, морозами мечены,
На пропащих местах, на бесплодных полях
Мы сбивали укосины и поперечины,
По колено в воде и по горло в делах?

Кто расскажет о тех, что лишений не вынесли,
И о тех, что все тяготы перенесли?
Что вы встретите в самом отчаянном вымысле
Фантастичней сегодняшней правды земли?

Наше время иных богатырских былиннее, —
Разве землю поднять нет у нас рычагов?
Отставали картографов легкие линии
От упорства тяжелого наших шагов.

Может быть, говорить еще это не вправе я,
Но упрямятся строчки, в душе шевелясь:
До сих пор здесь была лишь одна география,
Нынче ж — в лицах история здесь началась…