Юз Алешковский - Средь других имен

Чтобы сердцу легче стало,
Чтобы знать в глуши лесной:
Не напрасно ночь блистала
Сказочною белизной.

Звезда играет над тайгою,
Над снежно-искристой землей, —
Воспоминанье дорогое —
О чем? И точно ли — зимой?

Да! Драгоценное, живое
Очарованье навсегда:
Пахучая — с мороза — хвоя,
Снег, Вифлеемская звезда…

Волхвы… Прости кощунство, Боже, —
Каким волхвам, кому повем? —
Скажи: Ты на Голгофе тоже
Сквозь слезы видел Вифлеем?

…Звезда Халдеи над тайгою,
И над снегами, в звездах, — Ты…
Ты, Боже, Ты!..
Кто б мог такое
Излить сиянье красоты!

Да, с дороги сб и лся я большой
И пошел извилистою тропкой
С детской искалеченной душой,
Чуткой, неустойчивой и робкой…

Рухнул вниз в стремительном пике,
Как машина, потеряв пилота,
И стою сегодня в тупике,
Погружаясь в мутное болото.

Не понять им истины такой:
Черт не страшен так, как намалеван.
Машет тонкопалою рукой
Мне кровавый призрак Гумилева.

Стукнет в капсюль спущенный боек,
И за все, что душу пропитало,
Я последний получу паек —
Девять грамм горячего металла.

Я, приговоренный к высшей мере
С конфискацией всех личных чувств,
Замурованный в тюремной камере,
В двери неизвестности стучусь.

Обо мне не вспоминают дома,
Ибо я бездомен, как луна,
И тебе, любимая, неведомо,
Что за все заплачено сполна.

Рано или поздно буду выведен
Для свободы или смерти я…
Выход есть, но мне пока не виден он
В путаных распутьях бытия.

Я скажу тебе напрямик,
Все пути свои оценя:
Мать моя, прокляни тот миг,
Когда ты родила меня!

Так бесцельно и так легко
Я растратил свой юный пыл…
Значит, даром я молоко
Из груди твоей жадно пил.

Даром сына растила ты —
Он бесплоден, как пустоцвет,
И, как мыльный пузырь, пусты
Восемнадцать прожитых лет.

Буду жить я или умру —
Это дело решает суд.
Пред лицом его, на миру,
Оправдания не спасут.

Что осталось мне: цепи дней
Или пули-пчелы укус?

Только чувствую все сильней
Неиспробованного вкус.

Значит, выпало мне сломать
Все, что было мечтой твоей…
Да, ошиблась ты, моя мать,
Не родив еще сыновей!

Когда б великий Ленин мог сейчас
Из гроба встать, как тень отца Гамл е та, —
Нашелся ли бы хоть один средь нас,
Который бы сказал, увидев это:
«Неладно что-то в Датском государстве»?
Посмей, скажи — спознаешься с тюрьмой!
Судьба уж приготовила удар свой,
И для тебя прописано лекарство
В десятом пункте пятьдесят восьмой…

От всех моих бесчисленных желаний
Осталось два: наесться и поспать.
Прах пережеванных переживаний
Не нужно растревоживать опять.

Когда всех яств судьбы отведал вкус ты,
Сказать легко: жизнь кончена, уйди.
Страшней, когда и позади все пусто,
И ничего не видно впереди.

Ты растоптан, цветок нерасцветший,
Превращен в обессоченный жмых,
И столбы с фонарями, как свечи,
Оградили твой гроб от живых.

Должен быть ты пронырлив и юрок,
Чтобы жить в этом мире калек:
Кто за окорок, кто за окурок —
Продал душу свою человек…