Колман Баркс - Суть Руми

И мог бы он избегнуть злоключенья,

Не дав слуге осла на попеченье.

Но что провидеть можем мы – рабы

То доброй, то недоброй к нам судьбы?

* * *

В обители царила суета –

Там суфии страдали от поста

Три дня уж, не от рвенья, от нужды,

Не ведая, как выйти из беды.

Известно, что способна бедность всех

Ввести людишек и в соблазн, и в грех.

Но их дела не чаяньем души,

А горькою нуждой нехороши.

Поймет ли тот, который сыт всегда,

Что с бедными людьми творит нужда?

Но не тебе, жестокий богатей,

Судить нуждой полураздавленных людей!

* * *

А нищие, чтобы добыть съестного,

Замыслили продать осла чужого.

Осёл был стар и так устал в пути,

Что лёг на пол и прикорнул в клети.

Голодная орава в хлев вошла,

И, увидав уснувшего осла,

Спастись решила с помощью брехни –

Де, съели мёртвого уже осла они.

Известно, что когда припрёт беда,

Дозволена и падаль, как еда.

Продав осла, дервиши принесли

Еды, вина и очажок зажгли.

* * *

- "Сегодня добрый ужин будет нам!"

Кричали, подымая шум и гам.

Три дня у нас была душа чиста,

Зато теперь настал конец поста!

Закончился для нас голодный мор

И мисок наших нищенских позор!

Что мы, не люди, что ли? Пусть у нас

Веселье погостит на этот раз!"

По слепоте и с голоду полову

Они б сочли тогда зерном, скажу я к слову.

* * *

С улыбкою, старик, устав с дороги,

Глядел на них и думал: "Как убоги!"

Вдруг нищие ему воздали чести,

И усадивши на почётном месте,

Явили гостю множество забот,

Спросили, как зовут, где он живёт,

И лучшие ему кладя куски,

В свой пир вовлечь его смогли, озорники.

Один усталы ноги растирал,

Другой уж пыль из платья выбивал.

И лобызали как отцу родному руки ...

Обворожённый старец молвил: "Дети, внуки,

Коль нынче с вами не повеселюсь,

Когда ж ещё придётся? Нынче пусть!"

И вся толпа, собравшаяся там,

Кивала вежливо таким его словам!

Хоть старец наш и до смерти устал,

Воспрянул, видя этот карнавал!

* * *

Когда нажрались все до пресыщенья,

То началось всеобщее раденье.

Известно, после доброго вина

Сердцам потребны пляска и струна.

Обнявшись, все они пустились в пляс.

Густая пыль в трапезной поднялась.

Взвивался дым из кухни в потолок,

Вздымалась пыль клубами из-под ног.

Плясали, пели, били в пол ногами,

Иль пыль мели с лежанок бородами.

* * *

В том нет греха, что за один присест

Голодный попрошайка много съест.

Частенько в жизни у несчастных нищих

Свет истины единственной был пищей.

Но нищих суфиев таких наперечёт,

Кто только светом истины живёт.

А большинство из них шатается со свитой

За праведником, под его защитой,

И коль дорвутся до какого наслажденья,

То забывают про законы поведенья.

Вот суфии "святые"! Вот они!

Коль хочешь, сам на их позор взгляни!

Средь тысяч не найти ни одного,

В чьем сердце обитает Божество!

* * *

Придется ль мне до той поры дожить,

Когда без притч смогу я говорить?

Когда сорву иносказания печать

И истине свободно дам звучать?

Хотя волнами пена моря рождена,

Порой скрывается под пеною волна.

Вот так и истина, как моря глубина,

Под пеной притч порой бывает не видна.

Но вижу я, что занимает ныне вас

Теперь одно лишь – чем закончится рассказ,

Что вас он привлекает, как детей,

Торгаш с лотком воды, орехов да сластей.

Итак, друзья, продолжим – и добро,

Коль от скорлупок отличите вы ядро!

* * *

А между тем у нищих шло раденье,

Под радостное чавканье и пенье.

Один дервиш схватил тамбУр** и, сев,

Завел печальный, сладостный напев,

Как будто кровью сердца истекал:

- "Пропал осёл, друзья мои, осёл пропал!"

И в танец кинувшись, они стучали в пол,

Заголосив: "Осёл пропал! Пропал осёл!"

Наш суфий старый посреди друзей лихих

- "Пропал осёл!" – вопил ещё сильней других.

Он пел, плясал, покуда не устал,

И бесконечно повторял: "Осёл пропал!"

* * *

Уже рождался новый день, когда

Все нищие вдруг скрылись – кто куда.

Приезжий задержался, ибо он

С дороги был всех больше утомлен.

Когда вокруг народу стало маловато,

Наш суфий запахнул полы халата

И поспешил своё имущество свернуть,

Чтобы навьючить на осла – и снова в путь.