Расул Гамзатов - Горянка

«Оставь…» И, осекшись на слове,
Почувствовал в горле комок,
Папаху надвинув на брови,
Хозяин шагнул за порог.

Не молод, но ловок на зависть,
Вскочил он в седло у крыльца
И в горы, слегка пригибаясь,
Галопом погнал жеребца.

И вскоре, как в облачко канув,
Он скрылся за речкой вдали,
Я с грустью, вослед ему глянув,
Подумал: «Глупец ты, Али».

О глупая гордость, не ново
Держать тебе горцев в плену.
Всю ниву спалить ты готова,
На мышь разозлившись одну.

Черкеску, хоть взмокла до соли,
Ты снять не даешь, видит бог.
И сбросить, хоть ноют мозоли,
Ты не разрешаешь сапог.

О глупая гордость, не ново,
Что в горной моей стороне
Ты в шумных словах у иного,
А у другого — в коне.

У третьего — в знатном тухуме,
Что значит по-русски — в роду.
У горца четвертого — в сумме
Им выпитого на виду.

У тех — в амузгинских кинжалах
На кожаных ты поясах.
У тех — в кунаках разудалых,
В закрученных лихо усах.

О глупая гордость, немало
Ты пролила крови людской,
Когда же тебя под начало
Взять разум сумеет мужской?!

Дочь выгнал на улицу грубо
Али — седоусый чабан.
Иль дочь ему стала нелюба?
Иль нравился очень Осман?

Нет, ум его тверд был, как воин,
И видел Али не один,
Что Аси его недостоин
Салмана плешивого сын.

Спокойно, мужчина он тертый,
Послал бы, не дунувши в ус,
Османа с отцом его к черту,
Когда бы не горский намус..

Али пуще злой неудачи
Людской опасался молвы,
Она словно дождь, да не спрячешь
Нигде от нее головы.

Ах, горец, ты, слову в угоду
В пасть волку толкаешь телка.
В студеную прыгаешь воду,
Коль пуп твой узрела река.

За гордость неумную щедро
Судьба покарает глупца.
Вот плюнул Али против ветра
И брызги стирает с лица.

Осман, услыхав, что не хочет
Идти Асият за него,
Не стал, как ощипленный кочет,
Престижа терять своего.

Когда бы со мною случился
Такой перед свадьбой скандал,
Сквозь землю бы я провалился,
За тысячу верст убежал.

А этот — не подал и вида,
В тоску не ушел оттого,
Что острой колючкой обида
Впилась в самолюбье его.

Как прежде, улыбкой оскалясь
И важность былую храня,
Он на указательный палец
Накручивал кончик ремня.

Во рту у него поминутно
На верхних и нижних зубах
Коронки сверкали, как будто
Зажженные спички впотьмах.

И шлепали толстые губы,
И громко весь вечер подряд
Он разным дружкам возле клуба
Рассказывал об Асият:

«Узнала, наверно, корова,
Что я лишь на месяц женюсь,
И то потому, что родного
Расстроить отца стерегусь.

Известно ей также, что свистнуть
Мне стоит разок посильней,
И девушки сами повиснут,
Как бусы, на шее моей.

Ох, свадьбу устрою я с перцем.
Заслышав ее барабан,
Падет с разорвавшимся сердцем
Один вам знакомый чабан.

Бедняга, мне жаль его очень.
Ославлен старик, просто жуть.
А дочка его, между прочим,
Меня не волнует ничуть.

Лисицы хитрей эта дура.
И выскочить, сведущ я в том,
Мечтает она за гяура,
Чтоб воду таскал он ей в дом.

Плевать мне. Пускай она блудит
С кем хочет. —
И важно изрек: —
Чарыками изгнана будет
Бежавшая к ним от сапог!»

Знаток всех неписаных правил.
Осман, чтоб потрафить иным,
Дружков закадычных направил
Забрать у Али свой калым.

«Знать могут откуда, мол, свиньи,
Как люди арбузы едят?
Глотают слюну пусть отныне
И гонят калым мой назад!

Но вещи ко мне не везите:
Али прикасалась к ним дочь.
На том вон бугре их сгрузите.
Костер озарит эту ночь».

И люди во тьме увидали,
Как пламя багровой рукой
Схватило дареные шали,
Перины и шелк дорогой.

Дивились в ближайшем ауле:
«Соседи в своем ли уме,
Иль, может, пришла к ним в июле
Зима в белоснежной чалме?»

Костер бесновался, пылая,
Взлетала седая зола.
И дружба двух горцев былая
Сгорела в нем сразу дотла.

Недоброе пламя утихло,
Но отблеск его, как на грех,
Похожий на рыжего тигра,
Сокрылся в глазах не у всех.