Борис Верховцев - Норматив

Нет чтоб там кирпич или помёт,
Фикус там, с горшочком или без —
Тяжеленный круглый звездолёт
На меня обрушился с небес.

Закипела злость — не передашь,
Это ж надо, давят как крольчат!
Выскочил зелёный экипаж,
Что-то мне по-своему ворчат.

Самый крупный глянул так сычом,
И кричит: «Кукàра пургуру̀!»
Вдруг впендячит лазерным лучом!?
Я потом костей не соберу…

Улыбаюсь, дескать, ерунда,
Извините, если с курса сбил,
Очень ваша нравится звезда,
Только вот название забыл.

Вроде стихли, взял-таки на понт…
«Дружба, — говорю — Альдебаран!
Если вам необходим ремонт —
Пригласим бригаду молдаван!»

Пошептались все по сторонам,
Плюнули какой-то кислотой,
Типа, братья, что же делать нам
С этой беззащитной гопотой?

Кто-то там на кнопочку нажал,
И исчезли твари в вышине…
Так увязнуть миру я не дал
В первой галактической войне.

Уж не знаю, согласитесь ли со мной,
Но чем больше размышляю про ковчег,
Тем всё больше убеждаюсь — этот Ной
Был довольно-таки странный человек.

Было сказано: «Ступай по городам,
Да по паре каждой твари собери,
Список я тебе с собой, конечно, дам,
Но и сам по ситуации смотри».

Приготовился, подумал бы всерьёз —
Этот шанс — ведь он один на сто веков!
Так ведь нет — помимо сусликов и коз,
Загрузил, похоже, пару дураков.

Двух бесчестных олигархов взял на борт,
И ещё вдобавок двух продажных сук,
Пару жирных бюрократов-держиморд,
Плюс по паре мародёров и ворюг.

Да впридачу хамовитых продавщиц,
И тупых недальновидных подлецов,
Лучше б, глупый, захватил бы редких птиц,
Динозавров лучше б взял, в конце концов!

Чёрт-те кем забил подпалубный отсек,
И теперь кругом мозолят нам глаза
Сотни тысяч безобразных человек,
Что куда страшней, чем суслик и коза.

Кинокамеру куплю цифровую,
Фирма, оптика и зум — всё равно,
Можно старую, б/у, да любую,
Для меня всего важнее одно:

Чтоб была она легка и мобильна,
Чтоб нагрузки на сустав никакой,
Потому что режиссёр порнофильма
В основном снимает левой рукой.

«Внимание, поэты, прозаики и прочие беллетристы!
Начинаем турнир „Ой, судьбою покоцаны двери“
Главный приз будет щедрым — где-то долларов триста,
Плюс полторы публикации в „Ашхабадском курьере“.

Для обсуждения номинантов открыта уютная геста!
В жюри восседают невероятно известные члены!»
(Далее сто пятьдесят страниц рекламного текста
О том, кто эти люди, и почему имена их нетленны).

Да кто же вы, очкарики, ведущие подобные конкурсы?
Кто ВАШИ признал заслуги, кроме соседей по даче?
И с какой стати ВАШИ псевдофилософские опусы
Зовутся литературой, а не как-нибудь совсем иначе?

Не надо прикрываться Пушкиным с придыханием влажным,
Со стонами счастья о Лермонтове — тоже не нужно!
Они-то писали изящно, легко и всегда о важном,
А вы изрыгаете какую-то личную чушь натужно.

Хочется примоститься к великой плеяде успехов?
Нет? А я уверен, что в этом причина и основа,
Хотя бы потому, что, скажем, Антон Павлович Чехов
Не проводил фестивалей имени Льва Толстого.

Не проводил, потому что прекрасно знал свою цену,
И не желал репутацию портить себе и Толстому,
И не проталкивал бездарей на однодневную сцену,
И «классика» титул не присваивал графоману простому.

Вы можете сказать: «Ну а ты-то чего разорался впустую?
Твой-то бред уж тем паче читать невозможно!»
Вы правы, конечно. Но я-то как раз и не претендую.
Мне и участником быть — стыдно, а судьёй — так и вовсе тошно.

Отчего поэту жить тяжело?
А поэту тяжело оттого,
Что, чего б ему на ум ни взбрело —
Всё написано уже до него.

В муках создан древнерусский сюжет —
Вот уж критики от злости сгорят!
Отправляет. Получает ответ:
«Извините, не пойдёт. Плагиат.

Стих неплох, но глуповат и бескрыл,
И со временем, увы, не в ладу:
Эту тему ещё Нестор раскрыл
В однатысячастотретьем году».

Но сдаваться наш поэт не привык,
И опять его выводит перо
Про природу, про рассвет, про родник,
Про сочувствие, про мир и добро.