Александр Величанский - Под музыку Вивальди

Не римлянин, не иудей, не грек —
мертвецки трезвый русский человек,
лишившийся не облика – его-то
давно лишили школа, кодла, рота
иль подвиг трудовой, то бишь работа,
но ОБЛАКА, в которое, как тень,
на миг он погружался, даже – БЛИКА,
в глазах, как пепел блеклых – погляди-ка:
как будто в клетке, он в очей сетчатке, Вень.

Суждений порывы
сухи, как песок —
мы немы, как рыбы,
меж собственных строк:
ведь рыба средь ила
ль, на сковороде
ни уха, ни рыла
не смыслит в воде.

Завиднелся лес
еле… поневоле.
Первый в сердце всплеск
непредвзятой боли
был, как первый крик
предутренней птицы:
просто «чик-чирик»
в садике больницы.

Спасенья ищи от унынья-греха
лишь в чистых глубинах, в ключах языка,
лишь в речи изгибах, провалах, в самом
забвенье ее о себе, обо всем.

Вечернею зарею
мир сделался опять.
Меж жизнью и собою
легко ли выбирать?

Ты, словно жребий, выпал,
а мнится, словно роль…
Бог создал боль и выбор:
иль выбор или боль.

Калиостро (не граф),
стихотворец-профан,
стопы пересчитав,
он продолжит роман,

и взлетит высоко
умозренью в укор —
почерк крыльев его —
его крыльев узор.

Среди торсов и морд,
нежилого жилья
он составит кроссворд
быть-иль-небытия.

Что же мог этот маг?
Поднят занавес век,
но на сцене и мрак
непроглядный померк.

Все сказал до конца:
«Опустеет музей —
станет пылью пыльца
крыльев бабочки сей».

Не пренебрегайте,
вернейшие жены,
ни любовью тайной,
ни влюбленностью,
ни влечением вечным
мужчин, окружающих
вас на улице, в метро,
на царской службе… Вы
все эти «подходы» и
«подъезды» и косые
взгляды и улыбочки,
что просят кирпича, —
как аккумуляторы
вы их аккумулируйте
и супругу вечером
дарите сгоряча.

Как странник, что из рока —
котомка и клюка —
так и не ́узрев Бога,
пришел издалека,
клюку поставил в угол,
котомка – в головах,
лег на скамью и умер
в потемках впопыхах.

Непониманье – стена крепостная.
Непониманье – живительный хмель.
О, от стыда этот гнев не сгорает:
в этом бою не бывает потерь.
И глухота косной роскошью пышет
и правоты попирает почет,
но коль имеющий уши не слышит,
он, хоть имеет уста – не речет.

Отрезвитеся пьяницы
от вина ли от хмельного,
возрыдайте, восплачьте ли
до пианства пиющие —
уж отъяся от ваших уст
все веселья и радости,
как от плоти отринутся
ваши души истошные.

С волками живший
вой себе по-волчьи,
раб, обжирайся
выданной гордыней —
как не понять
тоски твоей овечьей —
повадки волчьей
НЕДОДАРОВАНЬЕ.

В священных словах покружив,
нашел я ответ настоящий:
СКРЫВАЮЩИЙ НЕНАВИСТЬ ЛЖИВ
И ГЛУП КЛЕВЕТУ РАЗНОСЯЩИЙ.

Душа ж твоя слишком нища
для точного притчи прорыва,
и ненависть, лишь клевеща,
ты приоткрывал боязливо.

Скорый в заступленьи
Сын единый,
посети же свыше
жизнь Твоей рабы,
порастеплив иней
боль-недуга,
и Себя прославить
тем дабы.

Когда бы знать, когда бы знать
свой срок и свой черед,
две годовщины отмечать
мне б полагалось в год,
мне б полагалось дважды в год
устраивать пиры
для всех, кто до сих пор живет
средь этой, брат, дыры.

Когда бы знать, когда бы знать
срок смерти наперед,
я внес бы в чистую тетрадь
приход свой и расход,
и два бочонка б выставлял
друзьям до той поры,
покуда Бог меня не взял
из этой, брат, дыры.

Когда б нам знать, когда б нам знать
вперед и день и год
не за какие-нибудь пять
минут до смерти – вот
тогда бы освещали нас
ДВЕ видимых зари,
покуда нас Господь не спас
из этой, брат, дыры.