Расул Гамзатов: Концерт

…. Но, стиснув зубы, молчат казематы.
И даже люди молчат в бреду.
Вот только очередь автоматная
Порою выругается в темноту.

Ни детских слез, ни женской истерики,
Хотя животы, как обоймы, пусты…
Но для белого флага здесь нет материи —
Белье изорвано на битвы.

Немцы думают:
Все подохли —
И боязливой трусцой бегут
К стенам, где распластавшись под окнами,
Гортанно выкрикивают:
«Рус, капут!»

Но в этот миг, не зная пощады
Из преисподней подвального мрака
Майор Гаврилов с небольшим отрядом
Бросается в штыковую атаку.

Как скорлупа, о немецкие каски
Трескаются ореховые приклады.
Но штыки в мундиры входят, как в масло, —
И это похлеще Дантова ада.

Головы гудят, точно с похмелья,
Мольба и ругань сливаются в крик…
Обороне уже четыре недели —
А вы рекламировали «Блиц криг».

Не подтвердится прогноз похода:
Вместо солнца — свинцовый дождь.
В разгаре июля сорок первого года
Сорок пятую армию пробирала дрожь.

На церковной стене штыком изуродованным
Неизвестный солдат нацарапал едва:
«Умираю, но не сдаюсь.
Прощай, Родина!» —
И навеки уткнулся в эти слова.

А таких бойцов было три тыщи,
Но сколько осталось неведомо никому…
В пустых бойницах ветер свищет,
И ухают совы в кромешную тьму.

Три тысячи воинов в океане вражьем…
Но сказал комиссар им, примерно так:
— Связи нет и не будет.
Но крепость наша
Станет драться, как славный крейсер «Варяг».

«Наверх вы, товарищи…» —
И поползли
Из черного зева сырых подземелий
Все те, что биться еще могли,
И те, что держались уже еле-еле.

«Гвозди бы делать из этих людей…» —
Мой друг написал о таких же героях.
А я бы сказал:
«Они крепче камней!
Из них бы гранитные крепости строить».

… Но тут приказ пришел из Берлина:
— Что вы торчите у руин разбитых?..
Разровняйте их поскорее минами
И прекратите эту волокиту.

Целый день палили из минометов,
Каждый кирпич превратив в мишень.
И к вечеру так были измотаны,
Что даже поужинать стало лень.

Но назавтра с ужасом суеверным
Увидели, как в предрассветном мареве
Бьется, как флаг, и бьет по нервам
Клочок окровавленной марли.

Танкист, мечтавший стать поэтом,
Свою повязку сорвал с груди
И ночью, выскользнув незаметно,
К водосточной трубе ее прикрутил.

Истекая кровью, приполз в подвал
И в старом блокноте, уже в бреду,
Последнее двустишие написал:
«Родина, верь!
Враги не пройдут…».

Ему было всего двадцать семь,
Как и поручику Тенгизского полка,
Но он так и не увидел совсем
Ни одного напечатанного стиха.

А немцы уже пробились в костел,
Где из нот, разбросанных ветром,
Развели громадный костер
Швыряя в него сонаты и менуэты.

Вальсы Штрауса обуглились дочерна…
Фуги Баха вспыхнули заревом.
А на рояле какой-то ефрейтор спьяна
Автоматичными очередями гаммы наяривал.

Барабаны были штыками исколоты,
Как животы беременных женщин.
И скрипичные струны вспороты осколками,
Будто вены у сумасшедших.

Бравый унтер вниз головой
Подвесил кошку, орущую от боли,
Подыгрывая ей на гармошке губной
Незамысловатую польку.

«Ахтунг! Ахтунг!
Париж и Вена,
Смоленск и Киев,
Знаете ли вы,
Что похоронный марш Шопена
Мы приберегли для Москвы?..»

…Но вдруг из невидимого подвала,
Как будто из самого чрева земли,
Звонко полковая труба заиграла
И хриплый голос скомандовал:
— Пли!

И вновь из небытия, из праха,
Из немыслимых тайных нор
Возникли тени, не знающие страха,
И врага расстреляли в упор.

Петя Клыпа, раздувая щеки,
Дул в мундштук из последних сил…
Час ли, день ли?
Он сбился со счета
И от перенапряженья осип.

Левой рукой зажимая рану,
Правой в бубен колотил Саид:
— Дам-дада-дам…
Отпевать еще рано
Крепость, где музыка громко звучит.

…Страшный концерт между смертью и жизнью.
Дирижерская палочка в мертвой руке,
Как будто ветка сирени душистой,
Засохла, застыв в последнем рывке.

Славный концерт между жизнью и смертью…
Гарнизонный Гамлет с гранатой в зубах,
Долгожданную цель наметив,
Затаился в пяти шагах.