Борис Панкин - Новый Раскольников

что не светит сквозь тучи, да место займу,
и поеду. поеду домой.
и автобус сквозь чёрную, чёрную тьму
повезёт меня. вместе со мной

повезёт мои думы, усталость, коньяк,
кстати, да — десять грамм под язык.
и всё мнится, — звезда не пробьётся сквозь мрак.
впрочем, это неважно, привык.

старушка с хитрыми глазами
на невском милостыню просит
под голубыми небесами
в санкт-петербург приходит осень

прогулочным неспешным шагом
пройду бабульки этой мимо
шурша обёрточной бумагой
дымя приплюснутою примой

нырну в метро очнусь в трамвае
что ковыляет мимо храма
ах петербург мосты нева и
щиты с рекламой

окраинных районов спальных
многоэтажки
и на душе светло печально
и всё неважно

на самом-то деле
всё было совсем не так —
на прошлой неделе
я понял, что это знак.

я вышел из дома,
закрыв за собою дверь.
я спрятал в укромном
месте ключи. теперь

их только случайно
можно найти. и то,
что делать с ключами,
не знает никто, никто.

в жёлтом парке — бабье лето,
в синем небе — облака.
банка с пивом, сигарета.
жизнь, как водится, легка.
в хрустале случайной лужи
слепо щурится звезда.
опускается на душу
тень багряного листа.

раз, два, три, четыре, пять —
бог идёт тебя искать.

вдруг меняется картина:
меркнет свет, звенит звонок,
словно некто смотрит в спину,
беспощадный, как клинок.
и за гранью восприятья,
в сизом мареве тоски,
злая осень в пёстром платье
рвёт свои черновики.

кто не спрятался, тому —
посох в руки и суму.

не спасёшь, не отогреешь,
не распутаешь следы.
не заштопаешь, не склеишь —
шов досады, скол беды.
и ложатся тяжким грузом
в душу мёртвые слова.
те, что шепчет то ли муза,
то ли чёрная вдова.

узорчатая ограда,
травы звенят.
скажи в пустоту обрадовано:
хуйня.

весь этот фарс нелепый,
тягостный бред, —
кем это всё востребовано?
мной? — нет!

слёзы, стенанья, трубы,
литавров медь.
чья эта жизнь загубленная?
чья смерть?

правит свой бал эпоха
пафосной лжи.
оставь мертвецам их похороны,
ты — жив.

я знаю, где ты сидишь,
в каком офисе,
что у тебя с крышей
этой осенью.

какая тебя бездна
зовет дружески,
стремительная, как лестница
в метро калужская.

сорвёшься в неё разом:
опа — ни ног, ни рук.
вот тогда и отпразднуем.
привет доктору.

понеслось дерьмо по трубам, дрянь по венам.
станешь безобидным трупом, непременно.

неприметной серой кочкой на кладбище.
будет этот мир, короче, много чище.

а и вправду — что коптить его задаром? —
слушай лучше пенье птичье под кумаром,

от которого уже не отдышаться.
бесконечное кружение — без шансов.

варварский век.
каждый второй — шахид.
падаешь в снег,
вроде бы не убит.

вроде бы цел:
ноги, живот, лицо.
что там в конце,
мать твою так, концов

снова: манеж,
комплекс жилой, метро?
где тебя срежет,
кто тебе пустит кровь? —

бравый абрек,
хрупкая гюльчатай?

падаешь в снег,
воздух тугой глотая.

специалист по точкам и заглавным,
алкаш, трепач.
махни стакан, потом занюхай плавленым,
иди — рыбачь.

мы тоже были рысаками с гонором.
да что там! — есть.
нас не проймёшь занудными прогонами,
стеклом о жесть.

расставь — тире, кавычки, троеточия
на всём пути.
глаголом жги, юродствуй, плачь и протчая.
но — не пизди.