Борис Панкин: Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах

© Б. Н. Панкин, 2017

© «Центрполиграф», 2017 ©

Вслед за устным приглашением выступить перед профессорами и студентами Высшей школы бизнеса в Манчестере в цикле встреч под общим названием «Секрет успеха» пришло письмо.

«Дорогой посол, – обращался ко мне советник британского Министерства торговли и индустрии Кестер Джорж со всей свойственной воспитанным англичанам предупредительностью, – я посылаю Вам проект моего вступительного слова. Если Вы найдете необходимым убрать какие-то пассажи, пожалуйста, скажите мне об этом. Моя единственная цель – дать Вам возможность представить себя как можно полнее». Далее следовал сам текст этого вступительного слова, который я привожу в своем переводе с английского, не изменив в нем ни единого слова.

«Борис Дмитриевич Панкин взрослел во времена Сталина. Двадцать лет он трудился как журналист при Хрущеве и Брежневе. А затем стал советским послом в Швеции и Чехословакии, министром иностранных дел Советского Союза и послом России в Англии. Его первая любовь, судя по всему, – писать, но до сих пор его произведения доступны только знающим русский и шведский, что является пока препятствием для его потенциальных читателей в нашей стране.

Вскоре после того, как он родился в столице Киргизии, которая теперь называется Бишкек, его родители двинулись в Москву. Это было время, когда Сталин только еще затевал охоту на своих соперников, начав с убийства Кирова в декабре 1934 года. Панкин не достиг еще и десяти лет, когда Сталин устроил суд и казнил Бухарина, когда Берия появился в НКВД на смену Ежову, а Троцкий был убит в Мехико. Когда нацистские армии стояли на подступах к Москве.

Будем надеяться, что он расскажет нам о том, что он помнит о тех годах, полных страха и лишений. Как немного позднее воспринял он победы Красной армии под Сталинградом и Курском? Почему, окончив филологический факультет Московского университета в год смерти Сталина, он стал журналистом? Был ли это его выбор? Было ли у него в ту пору намерение стать участником «крестовых походов» коммунизма или уже тогда он думал об исправлении системы, в тисках которой рос и развивался?

Его годы в должности главного редактора «Комсомольской правды» совпадают с зенитом правления Брежнева, который умер в 1982 году. Эта пора, отмеченная жестким цензурным гнетом, не очень-то благоприятствовала успехам в журналистике. Насколько свободен был Панкин писать то, что ему хотелось бы, когда Брежнев был услужливо награжден Ленинской премией в области литературы?

Последние годы правления Брежнева Панкин был председателем Национального агентства по авторским правам. Почему он согласился на эту работу? Был ли он обязан препятствовать всему в литературе и искусстве, что не совпадало с партийной линией, как это нам представлялось? Или было тут что-то такое, чего мы не понимаем и о чем не догадываемся? Что могла эта деятельность дать ему позднее, на дипломатической работе?

Он начал ее послом Советского Союза в Швеции в 1982 году. В принципе, это можно рассматривать как награду, потому что Швеция представляла тогда немалый интерес для его страны.

И можно догадываться, что, работая в этой стране просвещенного капитализма, посол Панкин, представлявший СССР Андропова, Черненко и Горбачева, имел немало поводов задуматься относительно перспектив коммунистической системы в его стране. Насколько мы знаем, он любил эту свою работу и добился нешуточных успехов на своем первом дипломатическом посту. Как все это выглядит теперь?

Из Стокгольма он переместился в 1990 году в Прагу, сразу после «бархатной революции» в Чехословакии. В ту пору Коммунистическая партия Советского Союза отказалась от своей роли гегемона, и Горбачев был выбран президентом Советского Союза. А вслед за ним, в июне 1991 года, и Борис Ельцин – президентом РСФСР. Три месяца спустя вспыхнул и был подавлен антидемократический путч в Москве, дни и часы, которые, возможно, были звездными не только для Ельцина, но и для Панкина. Согласен ли он с этим? Затем последовал вызов в Москву и назначение министром иностранных дел, пост, который в представлении Запада ассоциируется с такими господами, как Молотов и Громыко. К тому же и Советский Союз был уже в агонии, и мало что можно было сделать в его положении министра.

Каковы ощущения Панкина? Были ли эти неистовые три месяца, отделявшие страну от распада, сплошным кошмаром тогдашних актеров политической сцены или они принесли успех тем, кто видел новые пути развития страны?