Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Ах, так ее люблю, что на ее портрете
Я беззащитных уст коснуться не посмею
Своим дыханием… Когда при лунном свете
Ложусь я спать, — не обнажу я шеи,
Покуда веткой кипариса
Ее глаза я не прикрою.
Мои друзья!.. Томленьем и тоскою
Напрасно вздумал с ними я делиться!
Один мой друг послушал и лукаво
Заулыбался, рот прикрыв рукою:
«Ну, что особенного? Так себе девица!»
Другой прибавил: «Ты ребенок, право!»
Друзья мои! Вот что они такое!
И этот старец!.. {136} Он хитер безмерно,
Проклятый! Он и выдал нас, наверно!
(Всё с большим смятеньем.)
На рынке обо всем распространялся
Перед детьми, перед толпой бабенок!
И кто-то из толпы, старик или ребенок,
На исповедь пришел, да взял и проболтался…
(В явном помешательстве.)
Не ты ли сам признаний домогался?
На исповеди мне не ты ли ставил сети?

Ксендз
Ну, а к чему нам измышленья эти?
Хоть и запутана в клубок необычайный
Твоя печаль, однако тот, чье зренье
Еще способно видеть чувств движенье,
Сумеет все понять и смысл распутать тайный.

Отшельник
Ты прав! Но такова натура человечья:
Боль тайны целый день в груди людской таится,
Однако человек во сне заводит речи….
А тут-то обо всем он и проговорится!
Со мной бывали случаи такие…
Пришел домой я после первой встречи,
Ни слова не сказал я никому в тот вечер
И молча спать пошел. А после этой ночи
Мать утром говорит: «Уж набожен ты очень!
Чем это объяснить? Ведь пресвятой Марии
Ты молишься {137} всю ночь, вздыхаешь, что-то шепчешь!»
Я понял. Запер дверь я вечером покрепче.
Но осторожным быть возможности не стало —
Нет спальни у меня, сплю нынче где попало
И часто брежу я… Мысль, как по морю, мчится!
Погаснет свет и снова разгорится,
И чьи-то лица возникают,
В одно они стремятся слиться
И исчезают…
Но этот лик не может в бездне скрыться:
Лежу ли на песке, гляжу ль в земные недра,
Он, будто месяц на волнах, струится,
Недосягаемый, — сиянье льющий щедро;
Взгляну я ввысь — и вижу лик похожий:
Он в небесах летит, как будто ангел божий,
И, как орленок, распушивши перья,
(смотрит вверх)
Он замирает между туч высоко,
Чтоб, прежде чем низринуться на зверя,
Его еще с небес пронзить стрелою ока;
Трепещет над поверхностью земною
Он, как за крылья к небу пригвожденный,
Как будто бы в сетях в голубизне бездонной…
…Так именно она сияет надо мною!
(Поет)
День ли в солнечном сиянье,
Ночь ли в черном одеянье,
Я взываю: «Где ты, где ты?»
Ты со мной, и не при мне ты!

Когда она вот так встает перед глазами,
В листве лесной, между цветами полевыми,
Велю себе молчать, — слова родятся сами,
И вдруг, не выдержав, промолвлю это имя.
А этого и надо негодяям,
Подслушают и крикнут: «Всё мы знаем!»
И кинутся разбалтывать об этом…
Я помню: дождь прошел перед рассветом,
Туман, как снег, ложился на откосы,
А на цветах уже сверкали росы,
И, завершив движение ночное,
Тонули звезды где-то в отдаленье;
Одна лишь не угасла надо мною,
Та самая, что видел каждый день я
Там, над беседкой…
(Опомнившись.)
Ха! Сбежал с холма я…
Но что я говорю! Бред романтично-страстный,
Он вызывает головокруженье…
(После паузы, вспоминает.)
Не в этот раз, а это было позже —
Такое утро… Плачу и вздыхаю,
Когда я снова все припоминаю…
Дождь лил как из ведра, и ветер был ужасный,
И в этот самый куст зеленый Я спрятал голову…
И что же?
(С кроткой улыбкой.)
Меня подслушал тот бездельник…
Не знаю, — слышал только стоны,
Иль между стонами моими
Услышал он и это имя…

Ксендз
Безумный юноша отшельник!
Ну, кто тебя подслушал?

Отшельник
(важно)
Это
Был светлячок… как человечек…
Под листиком сверкнул он где-то.
Вот этот червячок-советчик
И молвил (чтоб меня утешить!):
«Эй, головы не надо вешать!
Не надо скорби безнадежной!
Нельзя себя винить напрасно,
Что эта девушка прекрасна,
А ты с душой родился нежной!
Ведь вот и я: сияю ясно,
Зато и потухаю быстро.
Вот я выстреливаю искру,
Чтобы кустарник озарился…
Той искрой я сперва гордился,
Но убедился,
Что эта искорка — проклятье:
В добычу ящерицам злобным
Из-за нее достались братья.
И я погибну, им подобно, —
Я это знаю,
Но как предотвратить несчастье?
Никак! В моей ли это власти?
И вот, покуда жив, — сияю!»
(После паузы, указывая на сердце.)
И вот, покуда жив — сияю!