Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

Дитя
И умерла? Вот горе-то какое!
Знакомая твоя? Сестричка молодая?
Не плачь! Ты не вернешь ее, рыдая!
Она достигла вечного покоя!
Теперь мы будем за нее молиться.

Отшельник
Такой бывает смерть. Но, дети, рядом с нею
Есть и другая смерть, во много раз страшнее:
Она не сразу нас берет, а длится!
Не одного — двоих она хватает
И убивает постепенно.,
Но только лишь мои надежды убивает,
А той, другой, вреда не причиняет.
И та особа, как обыкновенно,
Живет, слезинки мелкие роняет,
Потом у ней ржавеют чувства,
И сердце, где мертво и пусто,
Становится немым гранитом…
Убиты двое! И — одновременно?
Нет! Лишь надежды у меня убиты,
А та особа все еще в расцвете!
Кто умер так? Ах, толку нет в ответе!
Но это очень страшно, дети,
Когда вот так стоит он перед вамп —
Мертвец с раскрытыми глазами!

Да, умерла!.. Кричу, рыдаю,
Вокруг толпятся ротозеи,
Они вытягивают шеи,
Бьют по плечу меня, глумятся бестолково.
«Безумец, ты не плачь: она жива-здорова!»
(Ксендзу.)
Не верь им, ксендз! Ведь я-то твердо знаю!
Ведь что бы там ни говорили
Все уличные зубоскалы,
Мне сердце явственно сказало:
Нету, нету Марыли!
(После паузы.)
Есть третья разновидность смерти:
Смерть вечная, как сказано в Завете.
Нет хуже смерти той! Поверьте,
Вот этой самой смертью, дети,
И буду ввергнут в ад кромешный
Я, многогрешный!

Ксендз
Пред миром и собой ты, сын мой, больше грешен,
Чем перед господом! Ведь люди-то родятся
Не для того, чтоб плакать и смеяться,
А чтоб добро творить для ближних. Будь утешен,
Что господу слугой ты должен быть до гроба.
Что перед вечностью твоя ничтожная особа?
И как тебя господь испытывать ни станет,
На помощь ближним отдавай ты силы…
У лодырей вся жизнь похожа на могилу,
Чтоб спать, пока труба архангела не грянет!

Отшельник
(удивленно)
Мой ксендз! Да это впрямь не колдовство ли?
(В сторону.)
Ведь все — ее слова! Подслушивал он, что ли?
(Ксендзу.)
Клубок ее речей распутывая снова,
Ты повторял, как будто слово в слово
Благочестивейшие назиданья,
Мне данные в тот вечер на прощанье!
(С иронией.)
Да! Час был выбран самый подходящий
Для проповеди мудрой и блестящей!
Ее слова звучали величаво:
«Друзья, наука, родина и слава!»
Как от стены горох теперь отскочит это!
А ведь когда-то я пылал от строф поэта,
Спать не давала слава Мильтиада!
(Поет.)
Ты, молодость {134} , прах юдоли отринешь,
Взлетишь, и, светлым взглядом ширяя,
Все человечество ты окинешь
От края до края!
Уже развеяло ее дыханье
Все образы великие! Осталась
Одна лишь тень, лишь маленькая малость —
Облатки еле видимая крошка,
Которую пожрет любая мошка.
На той крупице строить зданье
Она пыталась!
Стал комаром я по ее желанью,
А думает, что я, как Атлас некий,
Способен быть опорой небосвода!
Вздор! Искра, что таится в человеке,
Горит лишь раз, в его младые годы.
Дохнет Минерва на нее устами —
И в племенах, которые отстали,
Мудрец взрастает. И звезда Платона
Нам сотни лет сияет благосклонно.
А факел гордости зажжем об это пламя —
Тогда мы слышим слово громовое
И видим появление героя.
Идет по миру этот гений
Великих добродетелей путями
Или путем великих преступлений.
Идет он, чтоб сшибать с царей короны
И рушить троны правящих династий;
И в новый скиптр всемирной власти
Пастушью палку превращает.
(После паузы, медленно.)
А небожительница свет тот зажигает —
Тот свет в груди людской сам для себя пылает,
Вот как лампады римских усыпальниц! {135}

Ксендз
О молодой энтузиаст несчастный
Ты не преступник, ты — большой страдалец!
Из покаяний, что сейчас лепечет
Твое больное сердце, — все мне ясно!
Послушай! Та, что разум твой калечит,
Не только красотой своей прекрасна!
Ты страстно любишь! С той же силой страстной
И подражать тебе бы нужно тоже
Небесной девы чувствам и мышленью,
А ты как будто добр, но рвешься к преступленью!
Ну, здесь меж вами выросла преграда:
Вы — две звезды во мгле, но раньше или позже
Тот мрак рассеется, и будете вы вместе!
С землею заодно исчезнут и оковы,
И в небе вы соединитесь снова.
И страсть, хотя и большую, чем надо,
Обоим вам простит господь небесный!

Отшельник
Да! Все ты угадал. Но как? Скажи по чести!
(Подражает голосу ксендза.)
«Ее душа светла, как лик ее прелестный,
Земная цепь на небе будет сбита…»
А! Сам ты обличил себя в поступках низких!
Ты тайну выманил, что в недрах сердца скрыта
От всех друзей, от всех родных и близких!
Ведь, руку положив на ветку кипариса
И положив на грудь другую руку,
Мы обо всем молчать навеки поклялися,
Ни слова никому не говорить, ни звука!
Но, впрочем, нет… Припоминаю день я,
Когда при-помощи искусства рисованья
Хотел я воскресить очарованье,
Чтоб показать друзьям ее изображенье.
Но эти прелести не тронули нисколько
Друзей моих, — увы, для них любое чувство
Одной забавою является и только;
А в глубь души они вглядеться не умеют,
И только лишь одно известно им искусство:
Холодным циркулем друзья мои владеют,
Чтоб мерить красоту бесстрастнее, чем судьи!
И даже в небеса глядят такие люди,
Подобно волку либо астроному!
Поэт, любовник — смотрят по-иному!