Адам Мицкевич - Стихотворения. Поэмы

И снова косяки прорезали туманы,
Скворцы и чибисы, знамена и султаны
Белеют по холмам, проносятся по чащам, —
То кавалерия с оружием звенящим!
Меж них, как талый снег, плывущий с гор весною,
Шеренги хлынули, покрытые бронею.
В темнеющих лесах блестят штыки стальные,
Пехота движется, как муравьи лесные.

На Север! Кажется, за птицами вдогонку
И люди бросились в родимую сторонку,
Гонимые сюда таинственною волей.

Пехота, конница и днем и ночью в поле,
Багровы небеса от зарева пожаров,
Дрожмя дрожит земля от громовых ударов!

Война! Война! В Литве нет ни угла, ни чащи,
Куда бы не проник язык ее гремящий.
Лесные жители, чьи предки-старожилы
Не покидали чащ с рожденья до могилы,
Кто в небе слышал гром да вихрь неугомонный,
А на земле — зверей рычание и стоны,
А из людей — одних лесничих, — увидали,
Как зарево встает, окрашивая дали,
И услыхали свист летящего снаряда,
Что заблудился вдруг, попал куда не надо
И все крушит в пути. Страшило бородатый —
Зубр ощетинился, сминая мох косматый,
Тревожно поднялся близ векового клена,
И бородой трясет, и смотрит изумленно
На языки огня, — на черном пепелище
Граната кружится, как бешеная, свищет
И лопается вдруг. Испуганный впервые,
Зубр в ужасе бежит в чащобы вековые.

Война! И юноши тотчас же рвутся в битвы,
А женщины творят с надеждою молитвы,
И повторяют все с восторгом умиленным:
«С Наполеоном бог, и мы с Наполеоном!»

Весна! Навеки ты останешься для края
Весною воинов, весною урожая.
Весна! Я не забыл, как ты цвела, богата
Хлебами, травами, надеждами солдата!
Полна предчувствия грядущих испытаний,
Я не забыл тебя, весна моих мечтаний.
Рожден в неволе я, с младенчества тоскую,
И в жизни только раз я знал весну такую!

У войска на пути лежало Соплицово,
Вожди вели солдат дорогою суровой.
Король Вестфалии {338} и Юзеф благородный
Прошли уже Литву от Слонима до Гродна.
Теперь они войскам трехдневный отдых дали,
Но польским воинам, хотя они устали,
Обидным все-таки казалось промедленье,
Хотелось перейти на марше в наступленье.

Штаб князя в городе нашел себе квартиры,
А в Соплицово шел обоз и командиры,
Явился за полночь сам генерал Домбровский,
Князевич и Гедройц, Грабовский, Малаховский.

Устали до смерти, едва дойти успели,
Как на ночлег пошли и улеглись в постели.
Приказы отданы, расставлены патрули,
И славные вожди спокойным сном уснули.
Затихло все кругом; как тени неживые,
Бродили по двору одни лишь часовые,
Бивачные костры кой-где светились в поле,
Да слышались в ответ на оклики пароли.

Хозяин и вожди — все спят во мраке ночи,
И только Войскому сон не смыкает очи;
Обдумывает он приготовленье пира,
Прославить хочет им Соплиц на зависть мира.
Пир этот должен быть достоин приглашенных
И соответствовать триумфу нареченных.
Ведь завтра день святой и в доме и в костеле,
Двойное торжество отпраздновать легко ли?
Домбровский с вечера упомянул пред Войским,
Что предпочтение дает он блюдам польским!

Соседних поваров созвали ради спеха —
Их было пятеро: придворный шеф — Гречеха.
И он, как повара, ходил в халате белом
И руки обнажил, чтоб заниматься делом,
Держал хлопушку он своей рукою правой
И ею мух гонял, жужжащих над приправой,
Рукою левою очки на нос надвинул,
А из-за пазухи тотчас же книгу вынул.

«Отличным поваром» звалась она недаром,
Перечислялись в ней с красноречивым жаром
Все блюда польские. Отсюда брал советы
И Оссолинский {339} -граф, что задавал банкеты
На удивление святейшему Урбану.
Пришлось читать ее и Радзивиллу-пану,
Когда он принимал в Несвиже {340} Станислава.
Банкетов княжеских живет доныне слава
Повсюду на Литве, в повете и в округе.

Что Войский ни прочтет, то выполняют слуги:
Кипит у поваров искусная работа,
За пятьдесят ножей взялись они в два счета;
Как почерневшие от сажи чертенята,
С вином и молоком шныряют поварята
И выливают их в кипящие кастрюли;
А двое поварят в печи огонь раздули.
Гречеха приказал, чтоб пламя не погасло,
Лить прямо на него растопленное масло
(Избыток позволял роскошество такое).
А повара меж тем готовили жаркое:
Оленей, кабанов на вертела сажали,
Еще и специи для соуса мешали.
В углу щипали птиц, и пух летал повсюду,
Тетерок, глухарей наваливали груду,
Но не хватало кур; передушил их Пробка,
Пока на птичнике хозяйничал не робко!
Вконец перевелась куриная порода,
Хотя б одну из них оставил для развода!
Зияла пустота в курятнике Соплицы,
И до сих пор еще не расплодились птицы.
Но выбор туш мясных и короля достоин,
Нашлись они в дому, привезены из боен;
Из ближних, дальних мест свозились туши эти, —
Одной амброзии не будет на банкете!
Искусство дивное и полное довольство
Соединились здесь во славу хлебосольства!