Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы

Под тишину
Скрипит шарманка на луну:
— Я живая словно ртуть,
Грудь на грудь.
Живот на живот —

Всё заживет.

Вас
Здесь нет. И без вас.
И без вас,
И без смеха
Только вечер укором глядится в упор
Только жадные ноздри ловят милое эхо
Запах ваших духов, как далекое звяканье шпор.

Ах, не вы ли несете зовущее имя
Вверх по лестнице, воздух зрачками звеня?!
Это буквы ль проходят строками
Моими,
Словно вы каблучками
За дверью дразня?!

Желтый месяца ус провихлялся в окошке.
И ошибся коснуться моих только губ,
И бренчит заунывно полсумрак на серой гармошке
Паровых остывающих медленно труб.

Эта тихая комната помнит влюбленно
Ваши хрупкие руки. Веснушки. И взгляд.
Словно кто-то вдруг выпил духи из флакона,
Но флакон не посмел позабыть аромат.

Вас здесь нет. И без вас. Но не вы ли руками
В шутку спутали четкий пробор моих дней?!
И стихи мои так же прополнены вами
Как здесь воздух, тахта и протяжье ночей.

Вас здесь нет. Но вернетесь. Чтоб смехом, как пеной,
Зазвенеться, роняя свой пепельный взгляд.
И ваш облик хранят
Эти строгие стены.
Словно рифмы строфы дрожь поэта хранят.

Всё течет в никуда. С каждым днем отмирающим
Слабже мой
Вой
В покорной, как сам тишине.
Что в душе громоздилось небоскребом вчера еще,
Нынче малой избенкой спокойствует мне.

Тусклым августом пахнет просторье весеннее,
Но и в слезах моих истомительных — май.
Нынче всё хорошо с моего многоточия зрения,
И совсем равнодушно сказать вместо «здравствуй» — прощай.

И теперь мне кажутся малы до смешного
Все былые волненья, кипятившие сердце и кровь,
И мой трепет от каждого нежного слова,
И вся заполнявшая годы любовь.

Так вернувшийся в дом, что покинул ребенком беспечным
И вошедший в детскую, от удивления нем,
Вдруг увидит, что комната бывшая ему бесконечной,
Лишь в одно
Окно
И мала совсем.

Всё течет в никуда. И тоской
Неотступно вползающей
Как от боли зубной,
Корчусь я в тишине,
Что в душе громоздилось доминой огромной вчера еще
Нынче малой избенкой представляется мне.

Ночь на звезды истратилась шибко
За окошком кружилась в зеленеющем вальсе листва,
На щеках замерзала румянцем улыбка,
В подворотне глотки выли слова.

По стеклу прохромали потолстевшие сумерки.
И безумный поэт утверждал жуткой пригоршей слов:
— В наш огромный мир издалека несу мирки
Дробью сердца и брызгом мозгов!

Каждый думал: «Будет день и тогда я проснусь лицом
Гроб привычек сломает летаргический труп».
А безумный выл: — Пусть страницы улиц замуслятся
Пятерней пяти тысяч губ.

От задорного вздора лопались вен болты
И канализация жил.
Кто-то в небо луну раздраженную, желтую,
Словно с жолчью пузырь, уложил.

Он вопил: — Я хороший и юный
Рот слюною дымился, как решетка клоак…
И взбегал на череп, как демагог на трибуну
Полновесный товарищ кулак.

А потом, когда утренний день во весь рост свой сурово лег,
И вокруг забелело, как надевши белье,
На линейках телеграфных проволок
Еще стыла бемоль воробьев, —
Огляделись, и звонкие марши далече
С зубов сквозь утро нес озноб
И стало обидно, что у поэта рыдавшего речью
В ушах откровенно грязнó.

Душа разливается в поволжское устье,
Попробуй, переплыви!
А здесь работает фабрика грусти
В каждой строке о любви.

А здесь тихой вонью издохшей мыши
Кадят еще и еще,
И даже крутые бедра матчиша
Иссохли, как чорт знает что.

А здесь и весна сиротливой оборванью
Слюнявит водостоки труб,
И женщины мажут машинною ворванью
Перед поцелуем клапаны губ.

А чтоб в этой скучище мелочной
Оправдаться, они говорят,
Что какой-то небесный стрелочник
Всегда и во всем виноват.

Давайте, докажем, что родились мы в сорочке,
Мы поэты, хранители золотого безделья,
Давайте устроимте в каждой строчке
Кооперативы веселья.