Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы

И когда ночью сжимаете в постельке тело ближнее,
Иль устаете счастье свое считать,
Я выхожу площадями рычать:
— Продается сердце неудобное, лишнее!
Эй! Кто хочет пудами тоску покупать?!

От полночи частой и грубой,
От бесстыдного бешенства поз,
Из души выпадают молочные зубы
Наивных томлений,
Влюблений
И грез.

От страстей в полный голос и шепотом,
От твоих суеверий, весна.
Дни прорастают болезненным опытом,
Словно костью зубов прорастает десна.

Вы пришли и с последнею, трудною самой
Болью взрезали жизнь, точно мудрости зуб,
Ничего не помню, не знаю, упрямо
Утонувши в прибое мучительных губ.

И будущие дни считаю
Числом оставшихся с тобой ночей…
Не живу… Не пишу… Засыпаю
На твоем глубоком плече.

И от каждой обиды невнятной
Слезами глаза свело.
На зубах у души побуревшие пятна.
Вместо сердца — сплошное дупло.

Изболевшей душе не помогут коронки
Из золота. По ночам
Ты напрасно готовишь прогнившим зубам
Пломбу из ласки звонкой…

Жизнь догнивает, чернея зубами.
Эти черные пятна — то летит воронье!
Знаю: мудрости зуба не вырвать щипцами,
Но как сладко его нытье!..

Когда среди обыденной жизни,
Напоминающей днями слова салонной болтовни,
Кто-нибудь произнесет
(Для того, чтоб посмеяться
Или показаться грустным)
— Любовь!
Эти буквы сливаются во что-то круглое,
Отвлеченное,
Попахивающее сплетнями.
Но все хватаются за него,
Как ребенок за мячик.
А мне делается не по себе,
Нестерпимо радостно.
Хотя сердце сжимается, как у рыдающего горло,
Хотя вспоминанья впиваются в мозг
Холодеющими пальцами умирающего
Вцепившегося в убийцу
И, застегнутый на все пуговицы спокойствия,
Я молчу…
Впрочем, кто же не услышит в таком молчании
Возгласов, криков, стонов,
Если даже воздух золотится огненными знаками препинаний!
И не так ли озарялся Христос на кресте,
Когда звучало:
— Отче наш!
Ибо изо всех произносивших это,
Только ему было ведомо,
Что именно значит такое страшное имя,
И того, кого называли окрест понаслышке.
Он видел воочию.
Так молчу о любви,
Потому что знакомые что-то другое
Называют любовью
(Словно мохнатой гориллой колибри),
И хочется долго до самой могилы
(И, пожалуй, даже дальше!)
О моей настоящей любви
Думать без строф, без размера, особенно без рифм.
До мудреного просто, другим непонятно.
И завидовать,
Что не я выдумал это единственное слово:
— Любовь

Спотыкается фитиль керосиновый
И сугробом навален чад.
Посадить весь мир, как сына бы,
На колени свои и качать!

Шар земной на оси, как на палочке
Жарится шашлык.
За окошком намазаны икрою галочьей
Бутерброд куполов и стволы.

Штопором лунного света точно
Откупорены пробки окон из домов.
Облегченно, как весною чахоточный,
Я мокроту слов
В платок стихов.

Я ищу в мозговой реторте
Ключ от волчка судьбы,
А в ушах площадей мозоли натерли
Длинным воем телеграфа столбы.

Не хромай же, фитиль керосиновый,
Не вались сугробом черным чад!
Посадить дай мир, как сына бы,
На колени к себе и качать.

Каждый раз
Несураз —
Ное брякая
Я в спальню вкатившийся мотосакош.
Плотносложенным дням моя всякая
Фраз —
А
Раз —
Разрезательный нож!

Я зараз —
Ой дымлюся от крика чуть,
Весь простой, как соитье машин.
Черпаками строчек не выкачать
Выгребную яму моей души.

Я молюсь на червонную даму игорную,
А иконы ношу на слом,
И похабную надпись узорную
Обращаю в священный псалом.

Незастегнутый рот, как штанов прорешка,
И когда со лба полночи пот звезды,
Башка моя служит ночлежкой
Всем паломникам в Иерусалим ерунды.

И на утро им грозно я в ухо реву,
Что завтра мягчее, чем воск,
И тащу продавать на Сухареву
В рай билет, мои мышцы и мозг.

Вот вы помните: меня вы там встретили,
Так кричал, что ходуном верста:
— Принимаю в починку любовь, добродетели.
Штопаю браки и веру Христа.