желоб горла смялся и сузился
суицид в ожерелье праздничном.
кто-то молодо топчет улицы:
безобразничает!
мне бы жить и дышать, как маленькой –
я юна – не достать до старости.
мальчик бьет на коленке комариков
сразу стайками.
солнце бодрое, солнце бойкое,
на сандаликах крылья свежие –
отчего же сегодня так больно мне:
хочешь? – вешайся.
хочешь? – вены исследуй лезвием.
смерть – единственный дворик, где ты – моя...
золотая проклятая лесбия
жжет интимное.
2001/08/21
ты апельсиного цвета
ты носишь яростные майки
я ненавижу имя ***,
я очень жестко обнимаю
тебя. и каждой мертвой клеткой
запоминаю смелость впадин.
я ненавижу имя ***,
я очень мягко утопаю
в коктейле ревности и сока
из апельсинов с водкой стылой...
ах, черт, имен бывало столько
пододеяльных, подпростынных,
но выпало одно. наука
рулетки ныне мне доступна.
я губы выкушу наутро
и сердце вымучу до стука
о днище неба. череп сдавлен,
в подъезде гулко пляшет эхо –
пятиэтажный пенис зданья.
я ненавижу имя это.
2001/08/21
давнее взбулькнуло в памяти
не жадничай, будь жарче, жаль же
пока есть силы – нужно жалить.
в нелепой позе, в позе-шарже
на страсть, я только умножаю
свою отчаянную пылкость.
мой ангел, видишь соль на теле,
ее люби... не долюбили
ее желай... не дохотели...
твой рот растерзан, мой – растоптан.
семейных поцелуев вожжи
не предаю, но жив настолько,
насколько ты меня встревожишь
своим несомкнутым истоком.
не жадничай, будь злее, бей же.
не предаю, но жив настолько,
насколько в дальнем зарубежье
клочки уставших эммигрантов,
тоскующих по водке с кислой
капустой, живы. виноградом
во мне: глаза, улыбка, кисти
твои, текущие по коже
так нежно, так по-матерински...
насколько ты меня встревожишь?
тоскующих по водке с кислой
капустой я забуду тут же,
как только выгнусь гибким зверем.
твой рот теперь безмерно уже.
люби, люби... не дозвенели
колечки. цок!
2001/08/22
нежнейшим пажом –
к тебе.
ах, кто-то вошел
к тебе.
тревожится спальня,
я трепетом спаян
с волнующим дулом замочным в единое целое.
моя госпожа,
за дверью дрожать
не сладостно, но панацея мне –
твой утренний шум.
я сердце глушу
и прячу повадки в ливрею,
бледнею, бледнею, бледнею...
в покоях твоих
одно на двоих
ночами горящее ложе,
как логово пчел...
но я ни при чем –
фантазии ярки и ложны.
ты с кем-то иным.
ты с кем-то из них,
из тех, кто, наверное, проще:
кто рифм не плетет,
кто любит лото,
кто рот после ласки полощет.
нежнейшим пажом,
почти поражен,
но все-таки жив и отважен,
с замочным глазком
слепленный тоской
люблю тебя...
2001/08/30
инвертю с отжившим чертом (обрывок-с)
– о вашем пристрастии к баху, сэр...
– я пьян, я купаюсь в бахусе...
– а если подробно?
– то мужеподобно, что может быть послано на хуй, сэр
– но, сэр, вы несете бессмыслицу...
– привычка по бабам мыкаться
меня приучила
не алкать причины,
и после соития – вымыться...
– а если напомнить о фаулзе...
– все женщины в менопаузы
несносны и жарки...
попробуй вожжами
сдержать их при ветре и парусе!
– увольте, вы – просто посмешище...
– себе сочиняя посмертные
нетленные вирши,
неевший, непивший,
я верю во что-то там светлое,
во что-то манящее издали
и мученика-онаниста, и
испитого нищего...
А то, что вы ищете
воняет анахронизмами.
не смейте спешить за линию,
где были и пазолини, и
другие с проказой...
сказали бы сразу,
а то – замывать, зализывать...
вопросы подгадывать,
ответы подглядывать...
треклятая журналистика!
2001/08/31
я подарю ей осенний суп
капли дождя в желтушно-бордовым
+ воскресным утром цветы принесут
положат под двери сонного дома.
она будет думать: ах, от кого?
перебирать имена давнишних...
в осенний суп добавлю гобой,
и сумасшествие, скажем, ницше.
и, черт подери, плесневелых слов:
люблю тебя – бесконечной лентой.
осенний суп. поцелуй в висок.
спасибо за лето. спасибо за лето.
2001/09/16
я (без лишних ужимок) люблю, когда меня называют дрянью.
какого черта снимать белье перед каждой шлюхой?
оладушка из мерзлой картошки называется драник,
пощупай ее языком, мой хороший, пощупай.
Читать дальше