Наталья Загвоздина - Дневник

…Но были те и те, что пели стансы,
тебе ж уплыть, устроиться, уснуть…
Меняя вензеля дорожных станций,
меняющих названье, но не суть…

Я уклонилась. День прошёл по краю.
Над крышей ночь, сон зрит из-за окна
внимательно и, верно, ждёт, пока я
готовлюсь пешешествовать – одна.

Лишь отвернулась – боязно взглянуть.
А день хорош. Как корка на реснице
у древа – иней… Надобно решиться…
Решись… И – отходи ко сну.

И спи… В ту ночь, когда вскипают воды
источников, прозрачное крыло
голубки, полетевшей через волны,
не призрачно… И нет такой кривой,

не ставшею округлой, полным кругом,
расправленным, в последний жизни срок,
в прямую… И всю ночь вскипает круто
Вода, что проникает в ветхий сон

Земли… Проснись в Богоявленье —
река, колодец, капля, чаша слёз —
Крещенская купель – прошли насквозь
и плоть перевязали новой лентой.

Покажется – сказала обо всём
испытанном – восторгом ли, ушибом…
Редеют запылившимся овсом
метёлки из потёртого кувшина.

Букету – век, из прошлого, из зги
парной передрассветного тумана,
легонько холодящего виски
тинктурой среднерусского дурмана…

Да что за вздор, бессмыслица – латынь? —
когда под утро, двигаясь к Обедне,
послушна пономарскому обету,
я пропеваю песни на лады…

И тает хлад, туман течёт вовне,
освобождая зеркало речное,
плетёт паук на сетчатой волне
неутомимый кружево ручное…

Ступлю на мост, а там подать рукой и —
столетья три – бугор, обитель, крест…
…Букета приснопамятный секрет
чрез жизнь, давно взрастившую – другое.

Ах, выплакать заглавие, строку —
одну – как собирать букет из ветки
единой – как затрагивать струну
едва… Как ухватить звезду… Извечно.

А дальше что? Мерещится сюжет,
но ничего не сбудется повторно…
Так шелестит, застряв иголкой, жест
на листике пластинчато потертом…

О музыка живая! – укрепи.
Собранье душ, значков, ключа и тона —
пролейся глубоко – алкать и пить,
страдать и жить, и проливаться – тоже.

Всего-то – мочь любить.
Как в радужные перья
сквозь окоём слюды
оконной молча вперюсь
в фантазии зимы
стекающей, звучащей…
Не жаждущей – взаймы
несбыточного счастья.

Дождусь ли? – знает Бог. Что воля нам теперь?
Сия полна казна, теснея от неправды.
Стоим, не зная срок, как воины Непрядвы, —
туман, рассвет, а там – побоище. Потерь

не считано. А всё ж, в земле оставшись русской,
где воин, инок, князь – пред Господом – в ряду,
впадали рукавом в одно святое русло…
На волю – поворот, чтоб слышали – «Гряду!»

Которая? Которая страна?
Которая повернута страница?
Вот лист – одна свободна сторона,
другая наполняется сторицей.

Сторицей тем и букв – саднит мозоль
на пальце указательном – не верьте!
Для остроты прибавила мазок,
как уксус прибавляется на вертел…

Вот день и ночь – попробуй раздели,
и вечер проложи, как папироски
прозрачную бумагу, меж… Или
возьмись определить, кто выше ростом,

ты или тень, послушная вполне
тебе, и всё же следующей солнцу
готовая остаться… Как по ней
узнать тебя, носитель невесомый?

Вот жизнь – одною мерной чередой
проходят дни, её багаж сдвигая
всё глубже, глубже… Чтобы – через дно
своей души ответствовать веками…

Пиющий воду вжаждется опять,
ему не хватит дождика и снега,
ему не много солнца, звезд и неба,
он жаждой, как узилищем, объят.

Он жаждой свит, как свиток древних книг,
однажды утесненный в круг корзины,
что видела когда-то на картине —
восточный монастырь. И руку к ним

не протянуть… Не вынуть, не раскрыть
и не прочесть премудрость манускрипта…
Ворота – что размах железных крыл,
столетья закрываются со скрипом…