Наталья Загвоздина - Дневник

Из-под прикрытых век
он смотрит бездыханно,
как кажется – почти.

Вперёд, в былое, вверх?
Молчанье. Бездна ада
за «шторами»… Прочти,

почти вот так, вслепую…
За маскою – быльё…
(Мираж, погасший тон…
что целым не слеплю я…)
Полночный мотылёк,

подвижности и гриму
полдневному – не в масть.
И чудится, готов,
без шёпота и крика,
почти в безмолвье впасть.

Эней Дидоне мир, она ему – Дидона.
Эней Дидоне жизнь, она ему – глоток.
Эней Дидоне дом, она – убранство дома.
Эней – Дидоне в грудь, она ему – в глазок.

Герою на глазок не попадись, царица!
Пусть сводный хор богов и грозен, и певуч —
ты выстоишь, любя Единого. Сторицей
аукнется… Вода прольётся из-под туч
живая, смыв огонь. Не упадёт твой город.

Ты будешь не жена – Невеста и Раба.
Он, радостью покрыв исчерпанное горе
из чаши, до глотка последнего, укором
не сделает тебя – мне, что спешу роптать…

Когда отпустит миф, когда ноябрь собьётся
в единое «вчера», чем будущность возьмёт?
Теченьем, чередой, избранностью, соборно?
И встретимся ли, и – достойно иль зазорно,
во благо иль во зло?

Назначена и пред-назначена другому
(не бодрствованью), ночь подталкивает с ног
в чуть сладкое и чуть солёное, что сном
покажется едва, и тут же – как рукою…
Так вяжешь колоски, невызревшие, в сноп…

Кто скажет: «Брось, усни», – и усыпит тем паче?
Свечных огарков горсть, горбатая постель…
Сей зреет, тот поспел,
покажется… Но спеть
попробуй на свету акафистом и плачем…

Сознанье шлёт покой. Бесстрастие – границы
разводит до «не быть». Гармонии пора.
В ней новое живёт и старое хранится.
Совместное – в ладу. Ты только не порань…

Ты только не порань рождённого осколком…
Молчанье дарит штиль, двойную глубину
вселенной – вверх и вниз, что вижу – ни за сколько
трудов не почерпнуть, до капельки, вину.

Мне друга жаль, а недруга – вдвойне.
Одно лицо. Двуликая походка.
Такая ненадёжная погодка
бывает положительно в твоей

землице. Не посеешь, не пожнёшь
в открытую – то там, то тут подмочит…
Но голову поднимешь – небо шлёт
спасительное вёдро на подмогу…

…А ты как перст. Как дурень без перста
Создателя, младенчиком проспавший
досюда, до упора… Неспроста
призванный на Отеческую пашню.

Мне друга жаль и недруга его,
в одном лице вытаптывавших поле.
За бренностью, не сердцем – рукавом
коснувшись живоносного… По воле —
своей – не закладной – ни у кого.

…Не девочка гуляет по доске,
яичной, деревянной… Входит Дева
ступенями в Святая. Потускнев,
доска преображалась, частью тела
единого собора становясь.

И сердце замирало от причастья
вхожденью, был рассудок на посту.
И малою очищенною частью,
сливаясь, узнавали – боль и счастье
едины, и не взяты – на посул.

Я потопталась, но… Но около, окольным
путём пришла к вратам, в ограду не вместив
(в игольное ушко) себя, поклажу… Сколько
опару ни меси, не выпечешь без сил

Подателя. С того стою у переправы.
Совместно. Вместе с тем, раздельно. На один.
С руки в другую и – обратно – ложь и правду
перелагая, бьюсь – за душу, и найти
так пробую пути.

Черно и честно. Числа посчитать —
получится почти зима… Россия…
Так не было отроду, почитай, —
не выпало ни маковой росинки,

ни снежной крупки… Крупно, хорошо,
но хочется ещё… Чего-то… Пусто
поодаль и вблизи… Как порошок
рассыпан звёздный сор… Я только путник,
декабрьский, под солёною луной…

Оглянешься – и идол соляной.

Здесь быть. И здесь лежать.
О чём меж тем хлопочем?
Пасись, но не ходи, свободная овца,
от Пастыря – там тать.
И зреющая почка, и вызревшая порча,
и весточка конца…

Меж тем так сладко жить
в саду… Нагорий, скудных
сезонною травой,
бежать… Куда, скажи?!
Ответ известен – стой, и не жалея уды,
не бегай всё равно.