Всеволод Емелин - Götterdämmerung - cтихи и баллады

Видно, зря ему оружие доверили.
Из-за отсутствия бани и теплого сортира
Он не захотел служить либеральной империи
И одному из полюсов многополярного мира.

На открытом пространстве сержант слеп,
словно червяк,
У него нет ни карты, ни компаса, ни GPSа.
Но он упрямо стремится на юг, как матрос
Железняк,
Который вышел к Херсону, хотя шел на Одессу.

Его путь тернист от горы к горе.
Только звезда, как вешка, горит на горизонте.
Он оказался пешкой в Большой игре,
Так говорит публицист Михаил Леонтьев.

Он идет мимо горных прозрачных рек,
Его ловит в прицел снайперша-эстонка.
Здесь через месяц растает снег,
А еще через месяц пойдет зеленка.

Он перешагивает растяжки нить
И движется дальше, не заметив ее.
Его не научили Россию любить
Глеб Павловский, Веллер и Соловьев.

Вьется его тропа вдоль отвесных стен,
Он спотыкается, разбивает колено,
По дороге он попадает в кавказский плен,
А потом бежит из кавказского плена.

И дальше идет совершенно один
Мимо длинной и узкой лощины,
Где грузины убивали русских и осетин,
А русские и осетины убивали грузинов.

Где-то там вдали Эрзурум и Карс,
А вокруг небеса, ледники и камень.
На него бросается снежный барс,
Но сержант душит его собственными руками.

Перелезая через очередной сугроб,
Где, как в болоте, тонут промокшие кеды,
Он встречает уазик, транспортирующий
цинковый гроб,
Спрашивает: — Кого везете? Ему говорят: —
Грибоеда.

Временами сержанта одолевают кошмары,
Возникают цветные трехмерные глюки,
Например, дворец царицы Тамары,
Из которого раздаются дикие страстные звуки.

Но сержант гонит от себя эти иллюзии,
Его не заманят в пропасть роковые красавицы.
Близка его цель — блаженная Грузия,
Не зря называемая всесоюзною здравницей.

Та страна, где пряник царит, а не кнут,
Где никто не жмется возле параши,
В той стране не сеют, не пашут, не жнут,
Там снимают кино, пьют вино и пляшут.

В той стране всем идет козырная масть,
Шипит хачапури, пенится Кинзмараули.
В той стране, каждый живущий — князь,
А каждый юноша — витязь в тигровой шкуре.

Там нет ни фурункулов, ни простуд,
Там круглый год девки ходят голые,
Там на кипарисах растет фаст-фуд,
А прохладные реки текут кока- колой.

Ему уже готовят торжественную встречу,
Стелют ковровую дорожку, как в Голливуде,
И, словно голову Иоанна Предтечи,
Ему подносят чизбургер на серебряном
блюде.

Вот сидит он в Макдоналдсе, как Властелин
Колец,
Пошла ему реальная пруха.
Вокруг него организуется Клуб одиноких
сердец
Сержанта Глухова.

Но ему в то же время ставят в вину
На пространстве информационном
Тот факт, что он родную страну
Променял на банальный хот-дог
с попкорном.

Одни говорят, что сержант Глухов — враг,
Безродный космополит и моральный калека.
Другие вздымают его, как флаг —
Вот, мол, поступок свободного человека!

А сержант Глухов, не будь дурак,
Переодетый в джинсы и свитер,
Вдумчиво кушает свой Биг Мак,
Он не похож на безродного космополита.
Он обещает вернуться когда-нибудь потом.
В Грузию собираются его родители.
И Министерство обороны перестало
настаивать на том,
Что он не сам ушел, а его похитили.

Суетятся у столика журналисты,
Едко пахнет хмели-сунели…
Когда русская армия войдет в Тбилиси,
Он первым будет расстрелян.

Момент решительный настал,
Вскипела праведная злоба,
Восстал на пидоров журнал
“Литературная учеба”.

И дружно на свою защиту
Встают поэты-мужеложцы.
А я скажу вам, содомиты —
Традиций русских вы не трожьте!

У нас поэта убивали,
Но в жопу не ебли его,
Здесь не было своих Уайльдов,
И не было своих Рембо.

Здесь есть для пидоров балет,
Парикмахерское есть искусство,
Но чтобы пидор был поэт,
Вот это как-то не по-русски.

Коль пососать ты любишь хуй,
Пуанты надевай и пачку,
Иди на сцену и танцуй,
Но на фига бумагу пачкать?

Поэт здесь — больше, чем поэт.
А пидарас в России — банщик.
Или, в грозу военных лет,
Допустим, юный барабанщик.