Всеволод Емелин - Götterdämmerung - cтихи и баллады

Налетали татары ли
Лютой смертью в седле —
Царь с князьями-боярами
Хоронился в Кремле.

Чтоб со стен белокаменных
Наблюдать, как горят
Городские окраины,
Слобода да посад.

Но чуть пепел рассеется
И отхлынет номад,
Воскресал вроде Феникса
Разоренный посад.

Сквозь кострища, проплешины,
Толщу снега и льда
Пробивались, сердешные,
Как в саду лебеда.

Крыши дранкою крыли,
Расцепляли вагоны.
Наполняли бутыли
Голубым самогоном.

Вешали занавески
Не бедней городских,
Громыхали железками
В небольших мастерских.

В огородах потели,
Запасали компот,
Пропивали в неделю,
Что скопили за год.

Чтили батьку усатого
И, как камень ко дну,
Уходили солдатами
На любую войну.

На Страстной яйца красили,
Чтоб держаться корней,
Отмечали все праздники
Девять дней, сорок дней…

И под пенье метели
У заклеенной рамы
Телевизор смотрели
Долгими вечерами.

Где на главном канале
Политолог-еврей
Все запугивал вами
Малолетних детей.

Здесь любили подраться.
Ловко били под дых.
На субботние танцы
Не пускали чужих.

Здесь в глухих подворотнях
Набирали ребят,
Кого — в Черную сотню
Кого — в красный Джихад.

Славить мудрость начальства,
Разгонять гей-парад,
Ты на все ведь согласна,
Слобода да посад.

Пели песни кабацкие,
Рвали воротники
Слободские, посадские
Вы мои земляки.

Помню комнатку спальную,
Где ковер на стене,
Шкафчик с плошкой хрустальною,
Ветка вишни в окне.

Детский взгляд из-под челочки
Насторожен и смел,
И три книжки на полочке
Серии ЖЗЛ.

В синей стираной маечке
И в спортивных штанах
Вот сижу я на лавочке,
С мятой “Примой” в зубах.

От летящего времени
Безнадежно отстав,
Я глазами похмельными
Провожаю состав.

Вот радиоведущий Пидарас
Мне сообщает, затаив дыхание,
Что щас споет поющий Пидарас,
И я скорей напряг свое внимание,
А тут телеведущий Пидарас
Немедля обратил мое внимание,
Что щас танцующий станцует Пидарас,
Имеющий заслуженное звание.
И вот выходит на подмостки Пидарас,
Вокруг него нездешнее сияние.
Его подстриг парикмахер Пидарас,
Его наряд придумал Пидарас,
Его в стихах восславил Пидарас,
Нарисовал художник Пидарас,
Запечатлел фотограф Пидарас,
Поставил представленье Пидарас,
И это они сделали для нас,
Для эстетического воспитания…
А мы, козлы…
Эх!

Вот если ты, положим, нееврей
И ты, положим, скажешь нееврею,
Что он еврей,
То ничего, скорее
Всего, тогда не будет
Или в ответ услышишь: “Сам Еврей!”

А если ты, представим, сам еврей
И ты другому выскажешь еврею,
Что он еврей,
То будет все о’кей?
Ведь жизнь, она и проще и сложнее.

Но если ты, допустим, нееврей,
И ты зачем-то вдруг еврею скажешь,
Что он еврей,
То сразу станешь ты палач концлагерей,
Ты станешь Гиммлер, и ты станешь Борман,
Ты станешь Мюллер или Кальтенбруннер,
Ты станешь Айсман или гнусный Холтоф,
Но Штирлицем не станешь никогда!
И не надейся даже.

Вот Средний класс спускается в подъезд,
Вот он выходит на автостоянку,
Конечно, у него не “мерседес”,
Но у него своя есть иномарка.

Он энергичен, словно Билли Гейтс,
Он съел свой легкий и полезный завтрак,
Ему не нужен даром “мерседес”,
Ведь он в свою садится иномарку.

Пускай пока весь его внешний вид
Являет собой некоторую странность,
В дальнейшем он многопартийность нам
сулит,
А главное, сулит нам толерантность.
Он армию контрактную сулит,
И общество гражданское сулит,
Но главное, сулит нам толерантность.

Пускай не завтра и не послезавтра,
Но все равно ведь все-таки сулит.
Ведь правда же, сулит?
Сулит? Скажи, сулишь?
Сулишь? Сулишь, скотина?
Сулит.

Когда во французской столице
К власти пришел Саркози,
В унылой московской больнице
Делали мне УЗИ.