Всеволод Емелин - Götterdämmerung - cтихи и баллады

Не получить врагу
Нефть приобских низин,
Где зимой я тонул в снегу,
А летом тонул в грязи.

Где долгой ночью полярной
Ждал, что сыграю в ящик,
Вдыхая запах солярки
И слушая дизель стучащий.

Если движок заглушишь,
Утром не заведешь.
Если стакан не осушишь,
До завтра не доживешь.

Если одеколона
Сейчас пареньку не нальют,
Будет пища воронам —
Его разобьет инсульт.

Сижу и точу топор
Каким-то ржавым напильником,
И слушаю грустный хор
Измученных собутыльников.

Лыжи у печки стоят
И инструментик шанцевый,
Мутный блуждает взгляд,
А рядом на койке панцирной

Лежит Володя Подкопаев
И издает чудные звуки,
А это он ведь, умирает,
Попив паленой тормозухи.

Вот так, то горячка белая,
То отморозишь уши,
Да, освоение севера —
Это вам не лобио кушать.

А летом наступает зной,
Гнус превращает всех в японцев,
И день и ночь над головой
Висит безжалостное солнце.

В болоте тонет вездеход,
Портянки постоянно мокры,
В теодолите все плывет,
Орут на заключенных ВОХРы.

Так наполнялись закрома,
Рос золотой запас России,
Вместо балков росли дома —
Не зря мы эту грязь месили.

Трубопровод, через чащи и кустики
Тянется, миля за милей,
А по бокам-то все косточки русские,
Сколько их, знаешь ли, Миллер?

И эта нефть никогда
Не была бы добыта,
Кабы не героизм труда
И не героизм быта.

Не зря облазал я ползком
Тюменский север бесконечный,
Закусывая сахарком
Лосьон зеленый “Огуречный”.

Не зря я грелся у огня,
Гнул лом о ледяные недра.
И Катерпиллер на меня
Валил реликтовые кедры.

От юности моей был прок,
От тех годов восьмидесятых,
А что Америке дал Бог?
Машинку доллары печатать?

Страна живет и богатеет
На радость мне, ему, тебе,
А также нескольким евреям
И офицерам ФСБ.

Сияют в Москве кабаки,
За тучи цепляются здания,
А я ухожу от тоски
В безбрежные воспоминания.

Пришла одинокая старость,
И скелет, обтянутый кожей,
Как нам труба досталась,
Хочу рассказать молодежи.

Обнищавший, больной,
Выпью стакан портвейна,
И снова передо мной
Встанет страна Тюмения.

В сугробах по грудь Надым,
Сопки маячат Харпские,
Столбом поднимается дым,
Горит гараж в Нижневартовске.

Как я тебя люблю,
Север Тюменской области,
Где сгубил во хмелю
Я свою буйну молодость.

Про нефтяное Приобье
Вижу страшные сны я,
Где я отдал здоровье
За богатство России.

Вот подходит к финалу,
Видно, моя борьба,
Жизнь меня доконала,
Дело мое — труба.

Сплю я кошмарным сном,
Зубы скрипят от боли.
Мне Роснефть и Газпром
Дали б премию, что ли?

Над Москвою ранняя весна.
Между луж иду я, как по лезвию.
Сколько же оттаяло говна,
И еще Всемирный день поэзии.

Увяли розы,
Окончен бал,
Не взяли “Воздух”
В “Журнальный зал”.

Вернулся Сталин!
Кирдык настал!
И нас не взяли
В “Журнальный зал”.

Какой вам зал! Ведь место ваше
Под шконкой, около параши!

Вагон навоза
Зазря пропал,
Не взяли “Воздух”
В “Журнальный зал”.

Вот трясут мои плечи:
— Эй, мужчина, не спать!
Остановка конечная!
Вылезай, твою мать!

Из автобуса в вечер я
Неуклюже шагнул,
Взяв клеенчатый, клетчатый,
Челноковский баул.

И от станции в сторону
Я побрел вдоль оград,
Где стоит над заборами
Ядовитый закат.

Не сверкает здесь золото,
Здесь огни не горят,
Ни деревни, ни города,
Слобода да посад.

Здесь Всевышний насупился,
Здесь ни моря, ни гор,
На бесплодных, на супесях
Здесь живут с давних пор.

Под свинцовыми тучами
Возле мутной реки
Эти люди живучие
Словно те сорняки.