яшка казанова - три года

3.
я – паутинка. мне хочется, чтоб паук
скорее со мною закончил, но никому
меня не сдавал.
2005/06/16

чтобы вернуться в париж, достаточно выпить дождя
из тонкого горла бутылочки с надписью витиеватой,
немного подумать, подумать еще, подождать,
кожей прочувствовав вены и вольты и ватты.
выйти на улицу бро, обалдевая от рук,
влажно текущих по шее за шиворот, не спотыкаясь.
промокнуть как следует, теплые плечи вокруг
считать за забор, а движенья по лужам – за танец.
тихонько дышать через раз, сберегая невдох для тебя,
накапливать воздух дождливый (вдруг пригодится однажды,
когда будет засуха), в пальцах табак теребя,
шагать по дождю под дождем, принимая как жажду
желанье остыть, остудиться, ослабнуть, оставить жару
термометрам ли или, может, врачам + таблеткам.
но мокрые руки, сдирают с меня кожуру
и твердо пихают в московское душное лето.
2005/07/19

девочек ласковая пыльца
кружится кружится
у лица
кружится кружится
улица

блять
юля у мамы умница?
2005/07/19

суицидальные наклонности,
умение вязать узлы,
особое стремленье к ловкости
в условиях еще не злых,
но жестких для того достаточно,
чтобы предчувствовать войну –
такой вот у меня посадочный
талончик.
2005/07/20

на мокрых патриках утренние пьяницы
новый день наматывают на палец.
спортсмены протаптывают дорожки к долголетию,
сгибая локти, как кузнечики – колени.
моя первая сигарета в половине восьмого
является началом грядущего московского смога.
моя первая чашка кофе ложится в основу
нервозной бодрости, смело толкая слово
«спазм» к самому краю желудка.
аккуратно внедренные в две небольшие лунки,
влажные от недосыпа глазные яблочки-шарики
внешнюю вселенную без любопытства обшаривают,
будто стараясь уцепиться за что-то устойчивое
типа столба фонарного, от моей шаткости стонущего.
психоанализ как повторение пройденного
вызывает во мне живую тоску по родине,
которая с картинки в моем букваре + с верных товарищей.
в этой тоске неутомимо варятся:
моя первая увлеченность (рыжая девочка жанна);
младшая моя-не моя, которую я обижала;
запах маминого халата, висящего в прихожей;
сначала желание, затем – страх быть на маму похожей;
первый мальчик, его тонкие руки гитариста;
первые залпом выпитые ядреные триста
или все пятьсот? дешевая еда без аппетита;
чувства дешевле еды аналогичны субтитрам
какого-то фильма. в нем главная героиня
напоминает своей подвижностью то ли дождь, то ли иней;
боязнь. сначала – глухой, черной, вязкой бессонницы,
затем – назойливого, беспардонного рассветного солнца;
снова въедливый, как дым, запах маминого халата;
таскания по врачам, тюремная больничная палата;
жажда жалеть себя за всех, кто не до;
режущее зрачки синевой небо
с одиннадцатого этажа квартиры на челомея;
привкус крови во рту от того, что сказать не умею,
те слова, которые выжигают
дырку в кишках; смутный объект желания
жить, улыбаться, смотреть на вещи проще,
гулять босиком по франции или польше;
теплые варежки на руках, их шерстяная нежность
перетекает в резинку на шее, бельевую, конечно;
слезы; истерики; выстрелы вхолостую;
улицы-якоря; бешеный секс; на стуле
кровь; ошарашенный папин окрик –
бег из родительской спальни; чужие окна
без штор, как без век глазные яблочки-шарики,
которые вселенную вне меня без любопытства обшаривают.
будто стараясь уцепиться за что-то устойчивое
типа столба фонарного, от моей шаткости стонущего.
2005/07/21

я хочу с тобой близости, нежной, как снег
только выпавший, или как дождь над парижем,
или небо. оно опускается ниже,
если спать вперемешку и видеть во сне
город детства в оранжевых каплях слюды,
в янтаре полнолуния, в мареве лета,
в двух косичках упрямых, в штанах из вельвета,
на коленках протертых. пылинки-следы
пребывания нас в данном времени лишь
обнаружат для тех, кто появится после,
неразрывную, тоненькой линией, подпись,
словно строчку на карте по буквам «п а р и ж»;
подчеркнут обреченность тебя на меня
и обратно, взаимностью нас обжигая
до изнанки, она невозможно живая,
и ее невозможно же нам поменять.
2005/07/21