яшка казанова: три года

живу хорошо: летаю, отталкиваясь от стен;
принимаю попеременно то супрастин, то гостей;
сомневаюсь: сначала – в страсти, потом – в родстве...
похоже, за десять лет никаких изменений особых.

а ты? также смотришь на губы каждого, с кем
говоришь? способна увидеть картину в любом мазке?
купила ребенку и велосипед, и скейт?
по-прежнему любишь трио и против соло?

в москве весна. воздух легче, а день плотней.
я хожу в самый лучший театр – театр теней,
где мне близка лишь одна, но я не успею за ней.
поймать ее – все равно, что гулять по глади

воды. а в мадриде? какие спектакли там
ставят для тех, кто дерзок не по годам?
для тех, кто то мадемуазель, то мадам?

ты у меня – как в фотоаппарате,
стареньком «зорком», не цифровом ничуть,
с катышком пленки, похожим на черный кокон –
хранишься в памяти, которую я лечу
все чаще тем, что запрещено законом.
2008/03/11

если закончила с этим городом – жги.
жги, не жалея ни владивостока, ни рима!

ты оставляешь сиреневые флажки
на всех полюсах, которые покорила.
от марианской и до саян мой ландшафт
мечен следами твоих каблуков походных.
я, наслаждаясь, перестаю дышать,
чтобы случайно не изменить погоду:
не вызвать засуху, не напугать грозой,
не заштормить, попирая смерчем любые камни.

мартовский перечный жгучий аэрозоль
лишает малейшего шанса на привыканье
нежнейшую слизистую к этой весне. орать
от вдохновенья сначала и боли потом? пожалуй.

соседская девочка выбралась из двора,
расправила крылышки, вздоргнула, побежала...
2008/03/24

морской чорт забавен, боек и величав.
он болтает о том, о чем другие молчат:
касается пальцами то сердечка, а то – плеча
и бунтует, когда ему становится тесно.

за окном преднамеренно медленно тает март.
чорт устал воевать и тихо сошел с ума.
он сидит, попивая кофе, думая, что зима –
это просто им неукраденная невеста.

у нее, у зимы, все отлично – работа, дом,
два десятка друзей, с которыми вечер до
темноты коротать приятно. а что потом?
но на этом месте у чорта кривится график

и ломается. чорт смотрит в зеркало на стене,
ищет капельки яда в алой своей слюне,
тормошит веревку, требует пистолет,
иконостас создавая из стареньких фотографий,

на которых: ему не тридцать, а полтора;
на которых ижевск, мамапапа и бабушка, и сестра,
от которых не оторваться, хотя пора
прекратить выклевывать крошки воспоминаний.
ведь потом – аллергия, бессонница и инфаркт.

чорт бежит по садовому, в свете фар
повторяя свои бесконечные ля-ля-фа
да кофейными зернышками побрякивая в пенале.
2008/03/30