Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

И, вылетая из ноздрей кадила,
как голубой и сладковатый дым,
дыханьем страшным веющая сила
вверху стояла облаком живым.

Постель казалась мне греховно нежной –
плоть вероломную я к доскам приучал,
кладя на стол свой отдых неизбежный,
и на спине, как мертвый, застывал.

Я спал, и сон был иногда спокоен,
но чаще влажно воспален и жгуч.

А надо мной стоял крылатый воин,
в руке сжимая обнаженный луч.

Его глаза, смеженные покоем,
следили как, мешая мне вздохнуть,
в мое лицо дышал тяжелым зноем
и щекотал горячей шерсткой грудь.

К себе прислушаться, как слушает в пустыне
араб, к песку припавший головой.
К себе прислушаться, где в чуткой паутине
насторожился кто-то неземной.

Ногой ощупать выступы дороги,
как при покупке – мускулы раба...

Но... как устали медленные ноги,

как утомила долгая борьба.

Недвижно лечь, вдоль тела бросить руки,
закрыть глаза под быстрый бег минут.
Пускай текут вокруг чужие муки,
чужие дни пускай вокруг текут.

Свирель, поющая в Твоих руках,

трость, наклоненная от Твоего дыханья –
я, заблудившийся в долинах и лесах,
в лесах и дебрях своего желанья.

С простых дорог, запутанных клубком,
меня подняло в воздух дуновенье,
и облистали молнии, и гром
мне возвестил момент преображенья.

К Подножию отброшенный грозой,
лежу в лучах, несущих ароматы.
Твое лицо склонилось надо мной,
а дни Твои торжественны и святы.

Язык молчит, и рот немой закрыт –
благодарит мой дух склоненным взором.

Дней вереница около шумит,
спешит за ней – ночей в движеньи скором.

Как жемчуг всех окрасок и тонов,
просыпаны в ногах моих усталых –

от голубых пространств и облаков
до пастбищ ласковых и взоров этих малых.

От четкости созвездий и луны
и до стремительно несущихся потоков,

когда с небес, с небес шумят они
и наполняют чрево звучных стоков.

Звук облаков, когда они толпятся,
сочатся звонким медленным дождем –

мне от него ни спать, ни оторваться
моим несчастным несравненным днем.

Я слышу капель звучное паденье,
я, как растенье, влагу жадно пью.

Дробящееся в каплях Отраженье,
как откровенье, в памяти коплю.

Я опрокинут, точно чаша меда.
Прозрачный мед с моих краев течет.
Мед, сохранявшийся потомкам в род из рода,
с моих краев течет в пространство мед.

Блеск дней звенящих... Плеск ночей беззвучных...
О радость! Радость! нет границ и слов!..

Среди лугов сверкающих и тучных,
среди беззвучных горних облаков...

Откинув голову, ресницы опустив, –
да, золотые длинные ресницы, –
проникнуть Я пытаюсь звезд прилив...
пытаюсь вспомнить человечьи лица.

Заботы их, желаний громкий спор,
и что они зовут в тоске грехами, –
как тающий, причудливый узор,
проносится дрожа перед глазами.

Волнений их поющая стрела,
что называют горе или слава –
все это только детская игра,
бесцельная и шумная забава.

Я забываю даже имена
их увлечений в смене их столетий.

Вы любите сидеть в саду, когда
играют возле на дорожках дети?

И Я порою чувствую ее –
случайную и временную радость
смотреть на их борьбу и торжество
и заблуждений горечь или сладость.

И Я бы их, смеясь, ласкал рукой
и гладил волосы, времен разрушив стены,
когда бы сон блаженный золотой
не приковал Мои в пространствах члены.

О положи Мне голову в колена.
Уста спокойные Я ныньче утром рад
к твоим приблизить – горьким, как измена,
к твоим приблизить – красным, как гранат.

В тебя вдохну Я в долгом поцелуе,
хочу вдохнуть тот странный, страшный свет,
те неземные огненные струи,
которым равных в мире этом нет.

Освобожденный от земного тлена,
ты будешь пить пчелы небесный мед.

О положи Мне голову в колена,
подставь губам всегда алкавший рот.