Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Дай мне спокойствие, отняв чтó я люблю;
дай видеть радость солнца золотого; дай ве-
рить мне, что дней не посрамлю: не совершу
ни дерзкого, ни злого.

Ты знаешь, ночь, я иногда мечтаю:
взять только палку – ветку из плетня и все
идти, следа не оставляя и не считая тающего
дня. Так проходить поля, деревни, реки; глядеть,
как пашут, плачут и живут; и где-нибудь в
тиши немой просеки найти случайный вре-
менный приют. Среди берез, совместных с тон-
ким кленом, спать и не знать людских прос-
тых забот; спать и гадать по дальним перез-
вонам, который ближе празднует приход.
Я сделан так, что мне не надо дома, ни
беспокойных радостей земных. В них доля сча-
стья очень невесома, печали тленной слиш-
ком много в них.

Впилися свечи в ночь дрожащим жалом,
ожили в книге толпы ветхих слов.
Зачем же я над книгой жестом вялым все
не протру стекла моих очков?
Зачем вокруг невидимо толпятся, кого свеча
ужалить не вольна, с кем я хочу глухой борьбой
сражаться, с кем борются святые письмена?

Хранитель ангел, гнев, плененный ими, гнев
против них же ты вооружи; руками твердыми,
руками неземными в защиту меч горящий обнажи!
Но ангелы стоят, сложили руки, и взгляды
их склоненные бледней и не встречают полных
злобной муки из тьмы горящих бешеных очей.

Во сне я видел храм многоколонный, гигант
в куреньях развалился в нем.
Привлек меня рукою непреклонной, и были мы
в безмолвии вдвоем.
Он прижимал меня к груди широкой, пустой
и жесткой, плоской, как доска.
Впилась в объятьях грубо и жестоко в мой бок
его костлявая рука.
Я вырывался в охватившей дрожи. Тогда меня
он начал щекотать.
И я кричал: «Что делаешь ты, боже!» И мне
сказали: «Это – благодать».
Потом, в углу прижавшись, я глазами сле-
дил за ним сквозь тканый круг свечей.
Из губ его выпихивало пламя и вылетали
искры из ушей.

Себя испытывать опасно и напрасно: чтó
пользы знать бессилие свое!
Так пали верные в борьбе любви – несчастно.
Так пали храбрые, переломив копье.
Пока еще считает кто-то время моих
безмолвных и напрасных дней, посею я души
смирëнной семя в слепое лоно плоское полей.
Судьба моя, я знал, необычайна, что я как
гром для душной тишины, но подошла ко мне
простая тайна холодной жизни – силы прочтены.
Вот где-то здесь на пустыре, заросшем
травою сорной, липкой беленой, оставлю скоро тело
недоросшим до первого свидания с Тобой.

Я видел сон волнующий и странный, и голос
мне звучал из тишины: он обещал в черте вре-
мен туманной, в толпе людей прекрасный
взор жены.
С тех пор, лишь встанет день златоволо-
сый и станет росы в поле собирать, я ухожу
украдкой на откосы по облакам о жданной
погадать.
И лишь распустит ночь густые косы, точь-
в-точь как ночи прошлых долгих лет, снам
задаю я странные вопросы: зачем жены обе-
щанной все нет?

По твоему печальному завету спустился я
в тоске молитвы с гор, чтобы искать любовь
свою по свету – и я ищу внизу ее с тех пор.
Мне видятся в туманной веренице – ла-
дони девичьи и нежные глаза,
мне слышатся весны – которой?– птицы, стра-
ны какой-то первая гроза.
Зачем в окне звезда сквозь сон мерцает?
пылятся книги в полках на стене?–
Зачем слова лучами звезд сияют, и книга книг,
она раскрыта мне!
Вот этот миг, преподанный от Бога, то-
бой как семя в сердце заронен.
Здесь разветвилась темная дорога, распутье
скрылось дремлющих времен.

Звук облаков, когда они толпятся, сочатся
звонким медленным дождем –
мне от него ни спать, ни оторваться моим
несчастным несравненным днем.
Я слышу капель звучное паденье; я, как рас-
тенье, влагу жадно пью; дробящееся в каплях отра-
женье, как откровенье, на сердце коплю.

Над нами – небо, небо – под ногами; на грани
их бездонный челн скользит.
Два солнца смотрят яркими глазами, как
облаками легкий челн повит.
В том мире, сказочном, в который мы попа-
ли, тень двойником дрожит в кругах весла.
И мы летим в невидимые дали, как звонкая
поющая пчела.
Бьют крыльями дрожа вокруг стрекозы.
Плывет кувшинки сорванный цветок.
Ленивые медлительные позы твержу сквозь сон,
как заданный урок.
Сюда выходят ветру отдаваться, в воде плес-
каться толпы белых жен, когда на дне жемчу-
жины искрятся и звоном солнца город окружен.
Когда же мы проплыли хороводы, в заре встре-
чая месяца восход, зеленый остров, увенчавший во-
ды, нам открывает светлый поворот.
Там, обнаженные, обвившись виноградом, за
облаком ползущим мы следим, в своих мечтах
и снах безмолвных рядом, пока наш день разве-
ется, как дым.
И лишь когда толпясь плывут из дали
навстречу лодки города дома,– что в глубине
прочли и угадали – рассказы наши слышит
полутьма.