Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

То пруд забвенья: шпажные ресницы,
Как камыши лиманные, шуршат,
И нектар пьют небесные в нем птицы.

Пылающий уже настал закат,
И мы исчезнем в нем, как голубицы,
Что воду крылышками шевелят.

Благословен навеки этот день,
День нашей первой в Светограде встречи,
Хотя нередко набегала тень
И слышались взволнованные речи.

Ты привела меня под лавров сень,
Ты исцелила от противоречий
И ты, благоухая как сирень,
К бессмертию ведешь, обняв за плечи.

С тобой я научился лепетать
Меж мачтового радостного скрипа,
С тобой сорвал седьмую я печать,

И весь расцвел, как царственная липа.
Ты мне жена и любящая мать,
И дочь, в Колон ведущая Эдипа.

Как змеевласые летят Эриннии,
Клубясь, на север дикий облака.
На них гиматионы черно­синие,
В них молнии костлявая рука.

Не уловить разрывчатые линии
Порывом живописного мазка,
Но оглядеть нетрудно их в унынии,
Когда охватит смертная тоска.

Я не убивший мать свою Орест,
Хоть и глядел, как бесы убивали
Ее со смехом, пригвоздя на крест.

Я убежал, покрыв лицо вуалью,
Чтоб жить среди неоскверненных мест,
С раскаяньем тяжелым и печалью.

О Господи, Твои следы повсюду
Я вижу на волнах и на песке,
Но Ты явись мне в рукотворном чуде,
Как Микель­Анжело на потолке.

Явись мне в «Хаосе» моем, покуда
Не созданном в келейном уголке.
Я не предатель Сына Твоего, как Иуда,
Нет Каина знака на моем челе.

Мне нужен образ, символ, аллегория,
Я жажду вылепить Тебя из глины,
Как ты меня в Моисеевой истории.

Ты должен образ мой приять в картине,
Ты должен на бесплодном плоскогории
Твои священные клубить седины.

Как волны, исчезают поколенья:
Ты на гребне жемчужный пузырек.
Вся Вечность мимолетное мгновенье,
Мерцающий болотный огонек.

Бросай в волну свои стихотворенья,
Из иммортелей связанный венок,
И проплывай в загробные селенья,
Как карусельный с мишурой челнок.

Всё лишь случайный на болоте блик,
Всё – перевернутое отраженье
На дне аквамаринных майолик.

Плыви, сверкай, прошло твое мгновенье,
Чернеет под тобой холодный Стикс,
Что погребает в урнах поколенья.

В лазури нежной снежные барашки
Плывут, купаясь в солнечных лучах.
В зеленой травке зацвели ромашки
С улыбкой детской в золотых очах.

Я сам как будто в чистенькой рубашке
Из гроба встал, услышав мертвых страх.
С весельем трелили повсюду пташки
На сладко спящих терния кустах.

Истлевшим тяжело хожденье ножкам,
Но верная ведет их Антигона
По сыроватым от дождя дорожкам

К ступеням золотого Божья трона,
И посылаю поцелуй я крошкам,
Ликующим у гробового лона.

Я видел ночью, как родился эльф
На дне обрызганной росою розы.
В долине это было древних Дельф.
Цвел олеандр и желтые мимозы.

Мохнатый шмель, воинственный как гвельф,
Вокруг кружился и жужжали осы,
Глядя в цветок, где десять крошек­дев
Серебряные заплетали косы.

Завернутая в чистые пеленки,
Там куколка лежала в ноготок,
И радужные были перепонки

И золотой у ней в кудрях венок.
Едва родясь, она пустилась в перегонки
За мотыльком чрез бархатный лужок.

Дождик льет, как слезы льются Божьи,
Ангелов и мучеников слезы:
На жемчужинки они похожи,
На росу, усыпавшую розы.

Я, со смертного поднявшись ложа,
Созерцаю белые плерезы,
Как ручьи текущие по коже,
Совершая вновь метаморфозы:

Вот я в небе розовая тучка,
Сумеречник с мертвой головой,
Иль в окошке трепетная ручка

Райской детки с лентой голубой,
Иль венца тернового колючка,
Лоб Христа пронзившая с тоской.

Зыбятся корибанты естества:
Листочки клейкие, струя фонтана
И розовые свечки у каштана...
Ласкающие руки Божества

Коснулись глаз моих, и голова
Кружится, будто бы несет тартана
Меня по синим безднам океана,
И под килем колышется волна.