Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Что обратили мир в золу и пыль.
Расшибся Арго, наш корабль, о рифы,
И над курганом шелестит ковыль.

Когда приходит созиданья день,
Вселенная как мастерская Божья,
Не Смерть тогда у нашего изножья,
А Саваофа голубая тень.

Цветет на глине кладбища сирень,
Вулканы дышат из морского ложа,
Как лебеди, плывут галеры дожа
Под песнопенье пенистых сирен.

Живет кристалл и неприметный атом,
Повсюду лабиринт метаморфоз,
Простая плесень как живое злато,

На каждом камне венчик алых роз,
И сумерки пылающим закатом
Горят на крыльях радужных стрекоз.

Мириады звезд. Мириады лет.
Трагическая смена поколений.
И Бог везде, и Бога нет.
И ни к чему мятется скорбный гений.

И ослепляет полуденный свет
Запутавшихся меж звенящих звений,
И ни к чему тебе, седой поэт,
Слагать гирлянды праздных песнопений.

Залезь в спираль, как сонная улитка,
И рожки в синеву не выставляй!
Тюремная железная калитка

Назначенный тебе судьбою край,
И ты, не выползая вновь на пытку,
Меж алых роз спокойно умирай!

Ползли мы по ступенчатой спирали
На колокольню мирового храма.
Три дня уж мы без устали взбирались.
Меж облаков сокрылась панорама.

Сквозь трифоры парами мы дышали,
И жизненная прекратилась драма.
С вершинным мы стремленьем умирали,
И принимал нас милосердный Брама.

Вдруг стертые сокрылися ступени ...
Над нами золотая лишь игла
Да облаков серебряные тени...

Но за плечами было два крыла...
И мы взвились в отчизну сновидений,
Как ласточек крылатая стрела.

Когда Ты примешь мой мятежный дух,
Что искорка лишь духа Твоего,
Не сохраняй меня, как злых старух,
Как в диком поле гнойное стерво,

Как снег в овраге, как лебяжий пух.
Нет, атом влей тревожный в естество,
Чтоб я, как я, уже навек потух,
Собой усиля в мире божество.

Влей в звездные меня Свои аорты,
Чтоб я по ним кружился, как болид,
И созерцал другие натюрморты,

Иль где­нибудь меж мшистых Ниобид
Зацвел в цветов несеянном аккорде
Под бушеванье диких нереид.

Всё небо черный занавес из крепа.
Ни фонарей, ни звезд, ни маяка,
Ни вечного огня под сводом склепа.
Асфальт везде, да смертная тоска.

Что летопись юдольного вертепа?
Что желтые страницы дневника?
Всё, даже ласка Хаоса нелепа,
Когда не видишь Алого Цветка.

Лишь он один имеет для поэта
Глубокий смысл в непобедимой мгле:
Он Вифлеемская моя комета,

Цветок морозный на тюрьмы стекле.
И жду я, жду мистического света,
Жду Ангела на радужном крыле.

Как тюлевая занавесь туман.
Не видно ни холмов, ни снежных гор.
Лишь кружево платанов тешит взор,
Да призрачный небытия обман.

Но голубок, по временам, турман
Касается стекла как метеор,
И чьи­то слезы, жемчуг на подбор,
Волнуют, как раструбчатый дурман.

То тени наших бедных отошедших
Как облачный клубятся в небе флер,
В безбрежности покоя не нашедши.

Меня волнует тюлевый шатер,
И прячу я под одеяло плечи,
Чтоб укоряющий не встретить взор.

На Красном море знойная пустыня.
Завеянный песками монастырь.
Небесный купол турмалинно­синий.
Вдали Синай, лазурный богатырь.

Как плечи изможденной инокини,
Согнулся пальмы золотой потир.
Песок рябится, как муар старинный.
Палящий зной. Безбрежности псалтырь.

Два моря: золото, аквамарин.
Под своды церковки манит прохлада.
Глаза Мадонны коптской из глубин

Глядят веков. Чешуйчатые гады
Пред ней, как канделябры из Афин,
Зажженные во рту несут лампады.

Твоей рукой к безбрежности ведомый,
Словесный я хочу закончить труд.
Уже вдали Отцовские хоромы
Сверкают и зеркальный синий пруд,

Где отражаются в небытия истоме
Все те, что здесь безгрешные живут,
Все те, кого я видел в нашем доме,
В далеком прошлом несколько минут.