Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Далекая мне снится Калифорния.
Тропический первосозданный лес.
В тумане дымчатом вершины горные.
Фата Моргана облачных чудес.
Как башни исполины хвойные,
Секвой гигантских длинные ряды,
Антеи дней создания топорные,
Тысячелетий канувших следы.
Как колокольня Джотто величавая
Стволы, доросшие до облаков,
Где под ветвями храмы пятиглавые
Могли бы в ураган найти покров.
Сто девушек, ведущих хороводы,
Не обняли б гиганта одного.
Уходят в мрак великие народы,
За божеством проходит божество,
Они ж стоят, вокруг роняя семя,
И за ростком всё жизненней росток.
Остановилось, преклоняясь, время,
И вспять пошел истории поток.
Они взнеслись в века ихтиозавров,
Когда блаженно спал в земле Адам
И Иерихон не падал от литавров,
И Бог по райским проходил садам.
Мы пишем, пишем на песке истории
Позорные, летя стремглав в Хаос;
Они ж стоят, как на угрюмом взмории
Гигантский малахитовый утес.

В мозгу расплавленная лава
Течет, как пламенный металл,
И два чешуйчатых удава
Сердечный оплели фиал.

Клокочет снеговая Этна...
Но я на шканцах корабля...
Мысль хаотична, безответна,
Тень Гамлета я короля!

Всё дым, всё трусь, всё изверженье,
Но недвижим я у кормила,
И новые стихотворенья
Приемлет вечности могила.

Карету Феба золотую
Уносят в бесконечность кони,
И превращаюсь я в статую
При тихом колокольном звоне.

Среди колючих я опунций
В кратере грозного вулкана
Пурпурный Иеговы нунций,
Крылатый вестник океана.

Сегодня утром на мою подушку
Через окно скакнул степной кузнечик.
И вспомнил я о нищенской избушке
На курьих ножках, высохшие плечи

Поднявшей как столетняя старушка,
И вспомнил наши пламенные речи...
Вокруг ковер цветов, прудок, лягушки...
И гром в степи ожесточенной сечи...

Вдали пролив с горою Митридата...
Кузнечик от прикосновенья пальца
Скакнул скачком лихого супостата.

И слезы хлынули чрез глаз зеркальца...
Увы, нет к прошлому уже возврата,
Узор словесный лишь горит на пяльцах.

Как ягода малиновая, солнце
Заходит меж кровавых крыш.
Летят неслышно на асфальт червонцы,
И прыгает по ним малыш.

Лишь я один любовно отстраняю
Священный братьев прах,
И мысленно в альбомы собираю,
Испытывая страх.

Я сам такой лист лапчатый платана,
Глядящий на закат,
Я сам дрожу под пеленой тумана,
Как будто близок кат.

Парча на небе рдяная погасла.
Чернеют кружева.
В лампаде нет оливкового масла...
Кружится в мраке голова...

Есть только сумрак, только слизни
На белене и на корнях,
Есть страх неизъяснимый жизни,
И утешенье в лживых снах.
Слова лишь выцветшие тряпки,
Ковчег Завета – корм мышей,
На ореолах жабьи лапки
И брюхо желтое ужей.
Святой Акрополь – груда пыли,
Свет – инкубатор для червей,
Гнездящихся в стерве кобылы,
Задушен кошкой соловей.
Все великаны – ветряки,
Все мученики – Санчо Панца,
У Дульцинеи глаз трески,
И не герой я из Ламанча!

Жизнь моя пришла к концу.
Крылья машут по лицу,
Руки ищут чьих­то рук,
Губы ищут чьих­то губ,
По лбу крадется паук,
Сердце точит Смерти зуб.
Солнце утомляет глаз,
Звезды гаснут, как экстаз.
Но всё живо, всё кишит,
Всё, как стриженный самшит,
Принимает сотни форм.
Облака, как тени корм,
Проплывают в бирюзе.
В каждой нищего слезе
Страждущий сверкает Бог.
Каждой бабочки крыло,
Как алмазное весло,
Мысль уносит за рубеж.
Нет ни вех уже, ни меж:
Я давно певучий стих,
Я смирился и затих.
Мертвые мои со мной
Синей плещутся волной.
Крылья гладят по лицу,
Жизнь моя пришла к концу.

Как облака клубятся настроенья,
То пух лебяжий, то седой свинец,
То ангелы, то адские виденья,
То иммортелей солнечных венец.

Как облака плывут стихотворенья,
Неведомо откуда и куда,
Печали или радости мгновенья,
Не приводящие нас никуда.

Как облака проходит жизнь поэта:
То молнией расшитая гроза,
То море ослепительного света,