Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

20

Подобье здесь Содома и Гоморры
До Кортеса стояло и Пизарро,
И отвратил Господь наверно взоры,
Мечам предав и пламени пожаров.
Чрез двери черепов виднелись горы
И ваз мифологические чары,
Богов антропоморфных всюду взоры,
Следы заслуженной наверно кары.
Что можно было разглядеть чрез терний,
Мы разглядели и вернулись снова
К реке, горевшей уж парчой вечерней...
Нет ни одной культуры, чтоб сурово
Ее не смёл прилив веков размерный,
И на земле ничто уже не ново.

21

Два месяца мы плыли по теченью,
Ни одного не встретив человека,
Ни к одному не подойдя селенью,
Хотя, как Днепр, уже бурлили реку.
Болото всюду, царство разложенья,
Москиты и малярия от века,
Где жить возможно только привиденью
Или во сне, как мы в стране ацтеков.
Но всё прекрасное не для живых,
Вертящихся на грязном топчаке,
Как изначальный вдохновенный стих,
Как замок, выстроенный на песке,
Как Ангел Божий в кудрях золотых
С лилейным стеблем в мраморной руке.

22

Однажды островок среди реки
Узрели мы, где рощи эвкалиптов
Стояли мощные средь осоки,
Как в Луксоре, в таинственном Египте.
И тень была вокруг, как будто в крипте,
И травы, как могучие мазки,
И Ангелы, как в древнем манускрипте
Анжелико блаженного руки.
Как бабочки они порхали всюду
Гигантские, как будто с Боттичелли
Картин слетели к радужному чуду,
Качаясь на невидимой качели
Или скользя слегка по изумруду, –
И мы на них восторженно глядели.

23

Издалека священные хоралы
До нашей доносилися пироги.
Как розовые по лугу кораллы,
Ритмически передвигались ноги.
Нам в эвкалиптовые захотелось залы
Войти, где будто бы собрались боги,
И мы к ветвям пирогу привязали
И вчетвером пошли через осоки.
Два Ангела с горящими мечами
Нам преградили доступ вдруг на луг,
Но, осмотрев, пожали лишь плечами
И молвили: – Здесь запрещен испуг,
Здесь все должны с зажженными свечами
Стоять, священный образуя круг.

24

И по свече зажженной Ангел третий
Нам подал. Змей ее обвил хвостом,
И двинулись мы рядышком, как дети
В пасхальный вечер, по лужку потом,
По цветикам при полудневном свете,
Где в хороводе Ангелы святом
Кружились, как полночные планеты,
Голубоглазые, с пурпурным ртом.
И волосы их были как волна,
И крылья как у диких лебедей,
И руки белые нежнее сна,
И взгляд как у играющих детей,
И мысль не проходила ни одна
По мраморному лику без теней.

25

Лужок был пестрый, как ковер ширазский,
Цветов тропических богат узор,
Как лучшие Шехерезады сказки,
Как мальвазия опьяняя взор.
Мельканье ног, мелодии и краски,
Беато всюду детский кругозор,
Ни облачка трагического маски,
Ни розовых хотя бы только шор.
Среди лужка порфировая горка,
Мечами вся покрытая агав,
И в ней дверей Гибертьевские створки,
А перед ними, строг и величав,
Великий Скульптор озирался зорко,
Держа в руках ваятеля бурав.

26

То с Микель­Анжело в Сикстине свода
Белобородый исполин­старик
В усеянном светилами эфоде,
С мозаик византийских мощный лик.
В глазах Его была судьба народов
И одиночества безумный крик,
На лбу морщин угрюмая свобода,
На голове из волн седой парик.
Как два ствола дубовых были руки,
И пальцы извивалися, как спруты,
Готовые к созданья вечной муке.
Тысячелетья для Него – минуты,
Он постарел от безызживной скуки,
И чаши не было вблизи цикуты.

27

Пред ним стояла мраморная глыба
И адамита глиняный эскиз.
И архаического то пошиба
Был человек, совсем без всяких риз.
У ног Его, как на волют изгибе,
Мартышек любопытнейший карниз,
Что подавали Старцу глину либо
На творческий дивилися каприз.
И Ангелы, с торжественной осанной
Всевышнему, без устали парили...
А мы прошли цветущую поляну
И стали тихо у Его воскрылий,
И Он взглянул на змея с обезьяной
И улыбнулся от таких идиллий.

28

– Во сне лишь верите вы ныне в Бога,
Как будто бы мои следы незримы
И не приводит всякая дорога
Ко мне, отверженные серафимы!
Фантазия нужна вам полубога,
Над потолком работавшего в схиме,
Парик седой, классическая тога,
Персты мои, измазанные глиной?
Мартышка вам нужна и змей лукавый,
И чудеса в невероятном сне,
Чтоб Божией опять поверить славе.
Вам идол нужен мощный на стене,
Не Бог, что новые всё пишет главы
Евангелий в душевной глубине!