Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Я, как кентавр, слился с окошком,
Оно – мой белокрылый конь,
Где я с пустым стою лукошком,
Души просеявши огонь.

И я гляжу, как старый идол,
В лазоревую бирюзу,
И виды всякие я видел,
И ос в мозгу и стрекозу.

Всё изжужжалось там навеки,
Исфимиамилось, как дым,
Все посливались в сердце реки, –
Я снова синий серафим.

Порешено уж всё познанье,
Нет ничего извне меня,
Я – созерцанье без сознанья,
Я – столб словесного огня.

Не думай ни о чем, мой друг,
Чтоб не воскрес в душе испуг.
Вся жизнь – нелепый лабиринт,
И нужен творческий абсинт,
А не сомнительная нить
Нам Ариадны, чтобы жить.
Пусти меж камней корешки
И верь в свои лишь лепестки.
Качайся по ветру, молись
И в бездну синюю свались,
Когда засохнет стебелек,
Как однодневный мотылек.
Будь синим в синих волн игре,
Будь как свеча на алтаре!

Величайшие песни не спеты
Ни одним из поэтов земли,
Те, что белым виссоном одеты,
Как мечты голубой корабли.
Величайшие песни у Бога
Спят в лазурью покрытой груди:
Потерялась давно к ним дорога,
Вся поэзия еще впереди.
Нам нужна б голубиная кротость
И младенцев невинных зрачки,
Нам нужны бы таинственный Лотос
И газели смиренной прыжки.
Мы ослепшие все в лабиринте,
Близорукие в мраке кроты,
Мы в лазурной читать Септагинте
Разучились давно уж мечты.

Я спать хочу, но сном последним,
Что ни на есть последним сном,
По райским не снуя передним,
Под Божьим не стоя окном.
Я спать хочу без превращений,
Без сказочных метаморфоз.
Не нужно никаких прощений,
Не нужно лилий мне и роз.
Всё будет возрождаться снова
Космогоническое зло,
И из поблекнувшего слова
Цветное в куполе стекло.
Но мне не нужно воскресенья:
Я слишком от всего прозрел,
Меня не тешит уж творенье,
Мой воск до капли догорел.

Ветер воет, ветви гнутся,
Словно колос под косой.
Облака на юг несутся,
Дождик падает косой.
Я один лишь не несуся
Мысленно уж никуда,
Крыльев я своих страшуся
Многие уже года.
Всюду то же небо, тучи,
Та же радуга цветов,
Меж колеблющихся сучьев
Мне театр везде готов.
Я актеров сам в отрепья
Наряжаю, как царей,
Древние везде черепья,
Волны сказочных морей.
Всюду так же ветер воет,
Всюду те же облака,
И трагедия, как в Трое,
Век за веком, те ж века.
Ветер мне тереблет гриву,
Поседевшую давно,
Я держу в руках оливу,
И вокруг темным­темно.
Гнутся за окном платаны,
Приседают, как маркизы,
Пляшут облака­гитаны,
Я гляжу на них сквозь ризы.

Смерть – несомненное начало
Еще сложнейшей жизни нашей.
И не пугает змея жало
Меня, склоненного над чашей.
Окончится неразбериха
Лишь жизненная хоть на миг,
Доскачет по полу шутиха,
Исчезнет пирамида книг.
А дух уйдет освобожденный
В природы синее ничто,
Уйдет в Хаос вокруг бездонный.
И Случай будет с ним в лото
Играть, ища метаморфозы,
Достойной для него теперь:
То венчик ароматной розы,
То в джунгле затаенный зверь,
То облак с красными краями,
То в шали жемчужной волна,
То каменный в лесу Гаутами,
То в преисподней Сатана.
Не дай мне, Боже, только снова
Висеть на кедровом кресте
Для созидания из слова
Венца тернового мечте!

Как за ризою чеканной
Византийская икона,
Маскою гляжу я странной,
Терниев на мне корона.
Я сухой и иератичный,
Пара глаз, как уголь, черных,
Ко всему я безразличный,
Палачам идей покорный.
Никаких уж мне историй
Прошлого совсем не надо:
Облачных фантасмагорий
Лишь на дне кромешном ада
Не могу забыть да неба.
Остальное всё – задворки,
Где голодные амебы
Извиваются у норки.
Остальное – ужас яви
Неудачного творенья:
То не хвост заката павий,
Не искусство сновидений.
Я же – творческий художник,
Почитатель чистой формы:
Мне дороже подорожник
И армад небесных кормы.
Я изменчивый, как тучи,
Оборотень я былинный,
Выросший на горной круче
Цветик голубой, вершинный.

Мы происходим от медузы,
Зыбящейся в зияньи волн,
И это мне внушают Музы,
Когда качают утлый челн.
И я приемлю этих предков
Охотнее, чем обезьян,
Ловящих блох среди объедков
Или ревущих меж лиан.
Мне море всех лесов дороже,
Всех человеческих трибу:
Оно на божество похоже
В хрустально­голубом гробу.
Его серебряные формы,
Его подводные цветы,
Как кораблей лилейных кормы,
Рождают странные мечты.
И нет обидного с медузой
Вести мне древнее родство,
Она – сестра словесной Музы,
Она – почти что ничего.
А ничего – символ высокий
Бессмысленного бытия,
И, как цветочек одинокий,
Над бездною качаюсь я.