Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Жизнь догорает тихо, как лампада
Пред образом Мадонны чудотворной.
Я из кромешного уж вышел ада,
Покинув век мой суетный и вздорный.
Дела людей давно мне безразличны,
Как этот под окошком муравейник
С его возней ненужной, истеричной:
Полвека уж я на земле келейник.
Я мог, конечно, на святом амвоне,
Собрав толпу, читать ей поученья,
Я мог вести при колокольном звоне
Ее на миг к мечте, вверх по теченью.
Мне дан был от природы мощный голос
И слово, чистое как изумруд,
Но от сомненья побелел мой волос,
И бесполезен мне казался труд.
И гласом вопиющего в пустыне
Я стал на пятьдесят бесплодных лет,
И ящерички на Господнем Сыне
Плясали солнечный свой минуэт.
Лишь Ангел мой в пустыне путеводный
На каждый отзывался звучный стих,
И окружал нас океан свободный
И хороводы тучек золотых.
Теперь мы оба, как две звонокрылки
Усталые, касаемся волны,
И синие нас поглотят могилки,
Где мы заснуть для Вечности должны.
Как я люблю тебя, мой Ангел нежный,
На склоне этих безызживных дней!
Как наш Отец в лазури белоснежный
Следит за жизнию своих детей!
Из нас создастся скоро миф лазурный
Там в небе, над пустыней красных крыш:
Мы возвращаемся в наш град стотурный,
В наш солнечный, в небесный наш Париж!

Последний жуткий натюрморт
Я буду несомненно сам,
Когда зайдет в надежный порт
Корабль, вернувшись к небесам.

В убогой келье плоский гроб.
Две­три грошовые свечи.
На теле весь мой гардероб.
Нет венчика и нет парчи.

В руках застывших черный крест
Иль четки ржавые мои.
Одна, кому не надоест
Читать последние стихи.

Она закроет мне глаза,
Уставшие глядеть на мир,
И жгучая ее слеза
Покатится в седой аир

Моих волос да на жнивье
Давно не бритой бороды.
Всё отдала она свое,
Страдания на ней следы.

Трагедии последний акт
Едва­едва лишь дозвучал.
Симфонии последний такт
Звучит меж голубых зеркал

В окно глядящих облаков.
Из глаз ее течет жемчуг...
Приди в трагический альков,
Я жду тебя, мой милый друг!

Ласточки, ласточки,
Деточки синие!
Где вы девалися?
Что не вернулися?
Распяли Боженьку,
Пасху мы празднуем.
Солнышко красное
Облака черные
Все победило уж.
Веточки голые
Все в изумрудах уж,
Пчелки мохнатые
Всюду жужжат уже,
Тополи старые
Все уж в сережечках.
Ящерки быстрые
В лучиках греются,
Мышки летучие
Даже крылят уже
В золоте сумерек.
Ласточки, ласточки,
Стрелочки синие,
Где вы девалися,
Что не вернулися?
Горюшко горькое,
Видно, случилося:
В море лазоревом
Буря поднялася,
Ветрище злющее,
Штормы косматые,
Хлябь ураганная.
Стая усталая
Смерчем спиралевым
В море настигнута,
Смята, закручена:
Крылья изломаны,
Шейки сворочены,
Ножки мохнатые
Вырваны с злобою.
Нет флорентиночек,
Нету соседушек
Наших под крышею.
Нет оживляющих
Небо лазурное,
Небо червонное
Позднего вечера,
Нет ликования
Уж аллилуйного!
Горюшко горькое,
Сестры крылатые
Плавают по морю,
Перушки жалкие!

Еще вчера свистали, словно плети,
В мозгу моем платанов голых ветви,
И я заламывал сухие руки
И корчился беспомощно от муки.
Сегодня, в воскресенья вешнем чуде,
Во мне, смеясь, искрятся изумруды,
Под костяным клубятся снова сводом
Гирлянды тучек резвым хороводом,
Пушистые везде висят сережки
И птичек хрупкие мелькают ножки.
Как хорошо меж изумрудных веток,
Среди поющих и скребущих деток,
Резвящихся в ожившем снова парке.
Есть настроение моста достроить арки,
И возводить в лазури снова своды
Уступчатой фарфоровой пагоды,
И вверх расти из каждой леторасли,
Как будто бы слова еще не гасли,
Как будто бы возможны дифирамбы,
Гекзаметры, пеаны, хореямбы.
Да, я такой же, как всегда, ребенок,
Хоть и седой, и стих мой так же звонок,
Как на заре моей ненужной жизни,
Хоть и согбен я на иллюзий тризне.
Качайтесь, веточки, в мозгу усталом,
Я рад и изумрудам, и опалам,
Я солнечный опять, я бирюзовый,
Всё тот же и всё так же вечно новый.

Пой, соловей,
Среди ветвей
Цветущих роз,
Метаморфоз
Не ожидай.
Не долог май
Твоей любви,
Не долог Бог
В твоей крови.
Как этот стог
Гниющих трав
Среди мурав,
Так жизнь людей.
Всё тлен и смех.
Пой, только пой,
Как голубой
Поет у скал
Морской кимвал.
Без цели пой:
В словах покой.
Хотя б шипы
Вонзались в грудь,
Из­под сапы
Цветущим будь,
Из­под лопат
Гробовщиков
Шли аромат
Во тьму веков,
Шли к облакам
Свой фимиам.