В дымке Фьезоле синеет,
Флорентийский Монсальват.
Облака благоговеют,
Восклицая: Свят, свят, свят!
На зубчатой колокольне
Стрелка часовая спит,
Рощи пиний безглагольны,
Как усопший эремит.
Из босой один я братьи
Францисканской уцелел:
В истребления проклятьи
Я – единственный пробел.
Как смиренный брат Беато,
Живописец золотой,
Я пишу, что непочато,
Что анахронизм святой.
В храме всюду паутина,
Гнезда серых воробьев,
Пыли бархатной гардина,
Вереницы муравьев.
Солнце сонное в витражи
По пергаменту скользит,
Святости былой миражи
Здесь никто уже не зрит.
Я пишу, но не кобальтом,
А стихами фресок ряд,
И пою высоким альтом
Про тритонов и наяд,
Про героев чистых духа.
И, как желтые листы,
По лесу кружатся сухо
Закрепленные мечты.
За оградой мшистой скита
Жизнь давно уже совсем
Схимником седым забыта:
Он и слеп, и глух, и нем.
Аллея Мильтона, как лента
Асфальтовая, под окном
Уходит вдаль до Агригента,
Что за морем спит вечным сном.
Другой ее конец под гору
Взвивается из бирюзы,
Где очарованному взору
Из чистой выстроен слезы
Грааля храм необычайный.
Пустынен нынче Монсальват,
Манящий облачною тайной
В малиновый подчас закат.
Два полюса суровой жизни:
Христос распятый, Дионис,
А посреди людские слизни,
Толпа голодных, злобных крыс.
Аллеей молодых платанов
Обсажен необычный путь,
Под ними речка из тумана
Струится. Тишина и жуть!
Я у окна стою часами,
Глядя на близкий Монсальват,
Хоть уношусь подчас мечтами,
Как золотистых туч брокат,
В дорийские над морем храмы,
Как маятник туда, сюда
Качаясь, скучной жизни драму
Вновь забывая иногда.
Я крестоносец запоздалый,
Я воскрешенный древний грек,
Я слова мученик усталый,
Я одинокий человек.
В полумраке свежем келья.
Мертвый на стене Христос.
Нега праздного безделья.
Жизненный исчез вопрос.
На комоде книжки сказок,
Гримм, и Андерсен, и Тик,
В рамках много грустных глазок,
Розы милой светлый лик.
Старенькие акварели.
Portovenere. Паранцы.
Сам я у морской купели.
Агавы и чаек танцы.
В полумраке всё чуть видно.
Мир сокрыт за жалюзи.
Ядовитая ехидна
Осталася позади.
Рядом в маленькой гостиной
За игрушечным столом,
Сказкой занята старинной,
Розочка строчит пером.
Афанасьев наш не Тацит,
Кесарей в нем страшных нет,
От него никто не плачет,
Русский в нем мужикпоэт.
Солнца золотые пальцы
Пишут пропись на стене.
Все заполнены уж пяльцы,
Я читаю как во сне.
– Солнышко, мой брат, ты право,
Важен лишь иероглиф,
Жить для сказки наше право:
В душах создается миф. –
К переводчице иду я,
Чтоб поставила печать
На уста мне поцелуя,
Чтоб не зная мира знать.
Под развесистым платаном
Бронзовый в киоске Будда,
В созерцаньи неустанном,
Смотрит на святое чудо:
На живот, заплывший жиром,
На пупок свой материнский,
Что однажды с целым миром
Связывал, как исполинский
Мост, невинного младенца
С азиатскими глазами,
Мирового страстотерпца
С непросушными слезами.
Погруженный в созерцанье,
Он пупок соединяет
Снова с Матерью созданья,
Он, не зная, снова знает.
В парке нашем я, как Будда,
На зелененькой скамейке
Созерцаю Божье чудо:
Каждый созерцаю клейкий
Лист на тополе высоком,
Каждую в эфире мошку,
Каждую с червонным оком
Выползшую на дорожку
Ящеричку или тучку.
Но пупок мне уж не нужен:
Женину целую ручку
Я, когда мой дух недужен,
В темные гляжу ей очи,
Как в небесные колодцы:
В них природы средоточье,
В них идеи путеводцы.
И покой нисходит в душу,
И, как Будда, всё я знаю,
И гармонии не нарушу,
И слова в стихи слагаю...
Купол синий, синий, синий,
Полог темный темных пиний,
Хоровод меж них Эринний,
Змеевласых, сухогрудых,
Углеглазых, змеемудрых,
Шмыгает меж желтым дроком
В поле знойном, одиноком.
Пляшет хоровод Эринний
Под зонтами черных пиний.
Сверху купол синий, синий,
Звездочек аэродром,
Божий недостижный дом.
В хороводе я Эринний
Под зонтами черных пиний
На рыдающей свирели
Плачу томно, чтоб без цели
Бабушки вокруг плясали,
Чтоб души не растерзали,
Разбредясь средь темных келий,
Где в словесном мы весельи
Жизнь проводим, тусклый взор
Погребая между шор.
Змеевласые, как смерч,
Захватя в объятья Смерть,
Необузданно кружатся,
Словно любо им купаться
В золотой небес парче,
В солнца пламенном мече.
Любо мне в кругу Эринний
Извиваться по спирали
Меж угрюмых черных пиний,
Любо синие скрижали
Словом русским заполнять,
Вспоминая ВечностьМать.
Истина в тебе, Орфей,
Усыпившем страшных фей!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу