Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Однажды на отцовской вилле,
В день Ангела больной мамаши,
В кружок усевшись, кофе пили
Наехавшие тети Маши,
Эмилии и Жозефины,
А дяди Генрихи и Фрицы,
Пунцовоносы, краснолицы,
Лили громадные графины
В трясущиеся животы.
Но заприметив малыша,
От хохота едва дыша,
Они пораскрывали рты:
«Ай, ты такой-сякой, малыш,
Когда взаправду полетишь!
А ну-ка, ну-ка! Поскачи!
Да нас искусству научи!»
А я, едва дыша от злобы,
Решил уже не делать пробы,
А утерев потоки слез,
Слетать на островок всерьез!

И вот, когда садилось солнце,
Тайком я выполз на чердак,
Где ночью бродит вурдалак,
По рынве в круглое оконце
Всползающий за черепами,
Что вперемежку с обручами
Бочарными и всякой дрянью
Лежали там зловещей данью
Пески зыбящего Борея,
Который выдул из гробов
Безвестных Савву и Андрея,
Разбойников и бурлаков,
Курсисткам нашим на потеху,
Лукерье-прачке на помеху.
Построив из ручонок шоры,
Чтоб угрожающие взоры
Мне черепов не помешали,
Я, как мышонок, тихо-тихо,
Крестясь неистово от лиха,
Чрез паутиновые шали,
Спугнув мурлыкавшую кошку,
Подполз к разбитому окошку
И смело выбрался на крышу.
Приник, прислушиваюсь – слышу
Лишь шелест тихий тополей
И кажущийся плеск килей
Эскадры белых облаков
Да зыбь червонную песков.
И я всё выше полз, всё выше
По воспаленной солнцем крыше,
Пока к ажурному коню
Не всполз по острому гребню!
И с замираньем глянул вниз,
Туда, где, желтовато-сиз,
Журчащих валунов оркестр
Настраивал ленивый Днестр.
И завихрилось, зажурчало
В головке, возбужденной ало,
И через глаз калейдоскоп
Тянулась властно надпись: Стоп!
Но с островочка: – Ой, ой, ой! –
Неслось русалки: «Папа мой
За древнего меня леща
Отдаст сегодня…» Пропища
В ответ какой-то грозный клич,
Я рученьками завертел,
Затем скакнул и, как кирпич,
Куда-то в бездну полетел.

Летел, летел и на песок,
Как семицветный мотылек,
Как лебединая пушинка,
Присел – и ни одна былинка
Не подогнулась подо мной.
Необычайной тишиной
Были объяты камыши,
И лишь чеканные ерши
Из полированных зеркал
Метали веерным хвостом
В слезу расплавленный металл
В развернутый лазурный том
Меланхолической поэмы,
И от прохладной диадемы
Под звук камышного шакона
Природы скорбная икона
Слезой раскаянья рыдала,
Как куртизанка из Магдала
У ног распятого Христа.
И леденящей на уста
Спустилась жути мне решетка,
И вздрогнула от стона глотка,
И, закричав, чрез камыши
Я бросился: «Спеши! Спеши! –
Стучало у меня в ушах: –
В мечеть русалку падишах
Ведет подводную! Скорей!»
И, как звереныш, средь морей
Шуршаще-режущих я бился
И личиком окровавился
Об острых камышей ланцеты,
И звал я, звал! От А до Z’еты
Все перебрал я имена,
Все омуты, как есть, до дна
Переглядел меж камышей,
Но лик не виден был ничей.
И только посреди лужайки
О чем-то всхлипывали чайки,
В гнилом собравшись каюке,
Да по затиненной реке
Качался мирно черпачок,
Должно рыбалка-старичок
Его там обронил намедни,
Да отовсюду из нимфей
Лягушки квакали: «Ха-ха!
Вот выдумал какие бредни
Он про русалок да про фей!
Так высмеешь и потроха!
Ха-ха! Какой малыш-глупыш!»
И в такт зашелестел камыш.
И стало мне так тяжело,
Как будто сажень намело
На грудь мне желтого песку,
Как будто бурную реку
Пустили через трупик мой
Со льдом, вздыбившимся горой!

И я очнулся под обрывом
От нестерпимой в сердце боли,
Грачи неистово по ивам
Тянули жуткие триоли,
А надо мною тети Маши,
Эмилии и Жозефины,
Да дяди Генрихи и Саши,
Как свечевые парафины,
Бледны, испуганы склонялись,
Но не глумились, не смеялись…
И докторенок наш уездный,
Такой пьянехонько-любезный,
Взволнованный и не на шутку,
Склонился ухом мне на грудку,
Затем приподнял красный нос
И буркнул: «Помогай Христос!
Пройти не мог подобный номер!
Чудной, кажись, мальчутка помер!..»

И вдруг мне стало так светло,
Как будто солнышко зажгло
Лампад несметное число
Перед кивотом дорогим,
Где я лежал совсем нагим,
И крылья божие, меня
Всего блаженством осеня,
Заколыхались за плечами,
И я незримыми путями
Взвиваться начал в синеву,
Чтобы спуститься на траву
Элизиумовых рабаток
Средь довихрившихся касаток,
И на груди моей русалка,
Как синеокая фиалка,
Лежала; нежный аромат
Ее дороже мне стократ
Всего, что я перестрадал
Из-за реальности кандал,
И, ожерелье для нея
Из встречных звездочек вия,
Я песнь лучистую пою,
Словесным истину гоню,
И яви не подкрался тать,
И грез не уменьшилась стать,
И научился я летать!