Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Пойдемте торными
Путями черными
В избу и к терему:
К герою серому
Родной страны!

Христа Спасителя,
Всеобновителя,
Мечту невзятую,
В тиши зачатую,
Мы им должны!

Подняв над головой Младенца
В расшитом радугами полотенце,
Я, выпрямившись, в братские ряды
Вошел через окопы и чрез рвы.
И, лишь завидев серые одежды,
Младенец мой раскрыл испуганные вежды,
Преобразился, засиял
И поднял слабенькие рученьки.
И ореолом золотые лучики
Объяли беленькое личико;
И весь он стал гореть,
Как звездочка лучистая;
А ручка маленькая, чистая,
Ряды героев мужиков
Благословила через ров.

И очи зорких часовых
Заметили,
И дружно им полки ответили
На изумленный крик.
– Христос Младенец, братцы,
Ушел от святотатцев
И к нам явился в стан
Из басурманских стран! –
И вот креста знаменьем
На сотни верст вокруг, с необычайным рвеньем,
Вдруг осенились пагубные рвы;
И не осталось ни единой головы
Необнаженной,
Непреклоненной;
И отовсюду коренастые,
Как дубы, – мощные, – скуластые, –
Квадратные, – широкие, –
И светлоокие,
От бури погрубевшие,
От боя закаленные,
Герои серые сбежались
И на колени опустились.
А вместе с витязями серыми
Стояли генералы с офицерами,
И очи всех горели, словно свечечки,
И слезы, словно речечки,
Бегут, бегут, бегут...
И молвил кто-то тут:
– Христос благословил
Нас, братцы, у могил!
За дело правое мы бьемся,
И только победив, вернемся
Мы к нашим матерям,
К могилкам, к алтарям.
Кто за отчизну пал – довольно жил;
Его Христос Младенец отпустил! –
И слово пробежало по рядам:
– Христос, Христос явился к нам! –

Да, он явился к вам, герои,
Хоть осудил преступные устои
Чужой и вашей стороны.
Он никогда благословить войны
Не смог бы, но Он верит свято,
Что вы, не ведая зачем, на брата
Безумного пошли войной.
Он верит, что неведомой рукой
Добра, со злом зачем-то обрученным,
Ведомы вы, что жизнью обновленной
Закончится последняя война...

Ах, нет, не верит Он и в это:
Его душа бесчисленные лета
Страдала на Голгофе, – и нашла
Покой за рубежом добра и зла.
Он осуждает вас, как и врагов
Жестоких ваших, но из ваших слов,
Из ваших душ возможно много
Создать грядущего, живого; –
Те мертвы, души их нарывы:
Столетние приливы и отливы
Убили в них загробное стремленье,
Не приведя к земному очищенью.
Вот почему Он вас благословил
С мечом в руках среди чудовищных могил,
А между тем по бледному челу
Его скользнула мысль: Ах, не противьтесь злу!

Заслышав ликованье
В обычно тихом русском стане,
Насторожился враг
И, злобно протянув кулак,
Открыл огонь и двинулся в атаку...
– Скорее по местам, встречать собаку!
К орудьям, к пулеметам! Пли! –
Заколыхалась грудь земли;
И снова грохот, стоны, крики,
Остервеневшие и злые лики,
Глаза обезображенные,
Штыки, по рукоятку всаженные,
Тела безглавые,
Персты кровавые,
Распотрошенные желудки...
Закрыв печальное чело Малютки
Я побежал в соседний лес;
И скоро за деревьями исчез
Неописуемый позор.

Бежал я долго, но повсюду взор
Встречал следы ужасных разрушений:
Десятки, сотни выжженных селений,
Разграбленных и мертвых городов,
Лесов поваленных да взорванных мостов.
Нет больше
Измученной, несчастной Польши;
Поляки и евреи,
Чтоб не носить ярма еще потяжелее
И от бесчестия и голода спасти
Детей и жен, кто мог уйти,
Со скарбом жалким убежали
Из места скорби и печали.
А кто остался, словно лист осины,
Дрожа, в мучительной пустыне
Лежал, приникнув ухом к матери земле,
Чтоб убежать при новом зле...
Бежал и я всё прямо без оглядки,
Пока не добежал до первой хатки
Мужицкой, где услышал речь
Родную, чтоб напиться и прилечь.

А! вот он, край родной, убогий,
Многострадальный древний край,
Еще не ведавший своей дороги,
Но приводящий душу в рай!
Худые, бедные избушки,
Что, словно дряхлые старушки,
Спят у извилистой речонки;
Убогий храм, печально, звонко
В нем черный колокол звонил.
Ряды поросших лебедой могил
И ручки беленьких березок;
Дорога пыльная; повозок,
Визжащих на весь лес,
С десяток, да гнилой навес
У постоялого двора.
Зато червонные моря
Вокруг колосьев пригибались,
И облака им поклонялись,
И ширь и Божья благодать
Вокруг, – и то, чего не рассказать
Убогим этим языком.
Ну, словом, то, что отчий дом
Дает заблудшемуся сыну,
Что выпрямляет спину
И раненую душу в бой
Ведет с превратною судьбой.
Был праздник, но покой необычайный
Царил в селе, – и не случайный
То был покой. Обычно пьяный
Разгул, неистовство, поганый,
Крикливый говор, сотни драк
Бывали в праздник. А теперь кабак
Царев зачем-то заколочен,
Как будто бы в острог заточен
Прикованный к цепи Зеленый Змей.
Не видно плачущих детей,
Не слышно воя битых баб.
Лишь подле золоченых глав,
У царских врат и у налоя,
Смиренно на коленях стоя,
Застыли тени бабушек и жен.
Молитвы слышны, вопли, стон,
И сотни исступленных уст
Твердят: Иисус! Иисус! Иисус!