Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

И пастырь древний в ризе старой,
В высокой, золотой тиаре,
Седой как лунь, на алтаре
Читает письмена на просфоре,
Твердя заупокойные молитвы
За многих, многих павших в битве
Героев серых; рыцарей сивухи
Еще вчера, – сегодня трезоруки,
Сердца и жизнь отдавших за свободу
Родного края и народа.
И льются слезы, льются жаркие
На восковые свечи яркие;
И с образов святой синклит
На плачущих Марий глядит
Глазами черными громадными.
И жутко-жутко многострадные
В покое неразгаданном,
Окутанные синим ладаном,
Глядят они на небо звездное,
Что в куполе. И очи слезные
Святых молят кого-то о пощаде
И о заслуженной награде
Для этих исступленных жен.
Печальный поминальный звон,
Лампады, пенье, духота теплицы
Преображали лица
Рабынь Господних, что без меры,
Поддержанные верой,
До дна испили чашу жизни,
Без жалобы, без укоризны,
Трудясь в поту лица за тех,
Кто за отчизну смертный грех
Свершает, не забыв Христа.
Мне словно чистая мечта
Заколыхала душу вдруг;
И я вошел в священный круг
И с ношей светлой к золотым вратам
Стал пробираться по рядам.

– Позволь мне, батюшка, Младенца
Христа, Спасителя Вселенца
Явить твоим смиренным чадам!
Пусть приобщатся на земле усладам
Небес хоть на одно мгновенье,
В награду за великое смиренье.
– Кто ты такой?
– Не спрашивай, Отец!
Рассказ мой был бы долог, наконец,
Не важно это: сам
Узрев, падешь к Его ногам.
– Яви Его!
И снова я открыл
Благовещенного тобою, Гавриил,
Марии трепетной в краю далеком
Для исцеленья душам одиноким.
Он засиял, и тысячи Марий
Подобно тем, которых Медный Змий
В пустыне спас, простерли длани,
Как утопающие в океане,
И сотни языков слились в один язык, –
И исступленный крик
Под сводами пронесся
И до Мистерии святой разросся...
И очи бедные, слепые
Еще недавно, словно звезды золотые,
Горели...
И в этот миг
Душою исцеленною постиг
Я край долготерпенья,
Его убогие селенья,
Его святое назначенье,
Его грядущую судьбу...

Пойдем! – сказал мне пастырь ветхий, –
Пойдемте все, и женщины и детки,
Во Киев стольный крестным ходом.
Явим перед алкающим народом
Испытанную нами благодать!
Бери, Христова рать,
Кресты, хоругви расписные,
Бери котомочки худые,
И, что есть мочи, с колокольни бедной
Звоните. Пусть толпой несметной
Валит на богомолье
Через леса и пахотное поле
Народ крещенный,
Христом одушевленный.
Запойте: Иже херувимы!
И через край, Христом любимый,
Идем... Ну, с Богом в путь! –
Кресты, хоругви на дороге
Затрепетали радостно и строго, –
И тронулся молящийся народ
В необычайный крестный ход.
Я открывал его, неся
Христа Младенца, рядышком плелся
Старик священник, дряхленький и белый.
За нами колебался крест тяжелый
И лес хоругвей, а промеж стволов
Его: волна седых голов,
Согбенных старцев, бабушек, детей
И овдовевших матерей!
Как пчелы желтые, горели свечи,
Как мотыльки, взволнованные речи
Неслись к грудастым, сонным облакам,
И пенье замирало по полям.
Сперва нас было мало,
Но весть крылатая опережала
Наш мерно льющийся поток,
И отовсюду ветерок
Навстречу нес нам колокольный звон,
И отовсюду узенькие тропы
Вливали к нам алкающие толпы.
Мы стали мощною рекой,
Мы стали чащею лесной,
И наша песнь, как океан,
Когда он солнцем осиян,
Когда он бурей опьянен,
Когда он до неба вспенен,
Тысячеустно
Неслась и радостно и грустно
Из края в край родной земли,
Где мы в цепях, где мы в пыли
Искали Бога...

Ах, бедный, бедный мой язык,
Одно страданье горькое привык
Ты выражать.
И слов для радости мне мать
И Парки хмурые не пели
У колыбели,
А потому не выразить теперь
Того, что сквозь распахнутую дверь
Земного рая
Я увидал, блуждая,
Как Христоноша, через край родной
С несметной, просветленною толпой!
Нас было много, очень много,
И сблизила нас всех дорога,
Слила в одну семью большую,
Неутомимую, живую.
И только вечное, преображенное,
Мечтою освященное
Сверкало из усталых глаз
У тех, кто уж не раз
Был ниже зверя неразумного;
У нищих духом, у безумного,
У обездоленных и темных
Два пламени огромных
Пылали на уродливом лице.
И каждый, кто страдал, в венце
Лучистом и на паре белых крыл
Казался самому себе, хотя бы
Он лишь калекой был,
Судьбою обездоленным и слабым,
На костылях,
Или рабом в цепях.
Мы все друг другу братья, равные;
Мудрец, вельможа и бесправные,
Лишь пару язв и горести имущие,
Все стали равны, все Христа несущие!
И днесь и присно и вовеки
Теперь не будет на Руси калеки,
Бесправного, бездомного, а братья,
Свободные с пеленок, от зачатья!
Возможно ж было это чудо на дороге,
На поле битвы и в остроге,
Так почему ж ему не быть и там,
Где восседал доселе гнусный Хам?
Безмерно разрослось людское море;
Забыв о голоде и о позоре,
О страшной лютости врага,
Лилось оно чрез реки и луга,
Через селенья, города,
Не отдыхая никогда.
И всюду колокольный звон
Встречал Его, и новый легион
Сливался с нами. Серые полки,
Что шли к границе, острые штыки
И доблестные знамена
Пред нами опускали,
Как возле царского окна.
А мы их песнями встречали,
И я Младенца поднимал навстречу
Идущим в мировую сечу.