36-му лагерю особого режима, живому и убиенному.
— Как по матушке по Волге
Все княжны перевелись,
Как на матушке осине
Шестипалый вырос лист,
Да как батюшка скончался —
На кресте всея, всея...
— Сдохни, птаха-канарейка,
Подколодная змея —
Фиоле-то-вая!
— Как пошли наши ребята
На планету Колыму,
Порубили лес на щепки:
Не достанься никому!
Щепки — в пепел, да по ветру —
Забубенна голова!
Как дубинушка ни ухни —
Переделает сова
На сво-и сло-ва:
— Рас-ту-да,
Горе — не беда,
Мельница — по косточкам,
А в мельнице — вода...
Жер-но-ва,
Сдюжишь — чёрта с два...
Птаха-канареечка,
Ты ещё жива?!
Золочёна клеточка,
Зёрнышки-корма...
Спи спокойно, деточка,
Не сходи с ума!
— Не шей ты мне, матушка,
Красный сарафан:
В кумаче-рубашечке
Веселится, пьян
Да на Лобном месте —
Кну-то-бой...
Дай ты мне, невесте,
Голубой покой!
Дай мне, канарейке,
Берёзовый крест —
Бабы в телогрейках —
С молитвой и без —
Поревут-поплачут
Надо мной...
Золотой калачик —
Не достать рукой —
Встанет над острогом
В тёмну ночь...
— Спой нам на дорогу,
Материна дочь!
— Как по матушке по Волге —
Струги белые...
Как на батюшке Урале —
Поседелые...
Мужики мои, жаленные, болезные!
Да под самым топором,
Да под лезвием:
Не юродивые,
Не солдатушки...
Без креста, под номерами —
Ребятушки...
Ой мальчишечки мои, ой весёлые!
Частоколами,
Протоколами —
Захороненные вживе —
Лишь бы мать жива!
На помятой да на ксиве —
Непонятные слова:
— За пра-ва...
1988 Чикаго
«Так серьёзно - как ребёнок снизу: во все глаза...»
Так серьёзно —
как ребёнок снизу: во все глаза!
Так морозно —
как этапный путь: никогда в назад!
Так смертельно —
как рубаху надеть перед тем, как лечь!
Огнестрельно
(Это значит — насквозь)
проникнет речь:
От бессонной матери, что встаёт на рёв,
Отговаривая ото страшных снов,
От безногого, порубленного войной
(Непонятны слова, но понятен вой),
Ото школьной доски под сухим мелком,
От угрюмой очереди за молоком —
До печёнок!
До мозга (кажись, спинной) —
Проникает, и властвует надо мной.
И уже не отпустит,
И я её
Не пущу в заморское забытьё:
Проросли (и я сквозь неё — трава),
Прикипели (татарским свинцом — в слова:
— Дайте крест!
И — хрип. И глазницы — ввысь.)
И уже не разнимут казённым «брысь!»
Лютой мукой плачено за любовь,
И не страшно банальнейшей рифмы «кровь»
Я — твоё дитя —
Незаконное,
Бесцензурное,
Заоконное,
На крыльцо в кожухе положенное,
Сытым змеем спьяна недожранное —
Присягаю —
От порванных вещих струн
До бухого мата на том ветру,
Что продул до косточек, на твоём:
Выживать — вдвоём,
Подыхать — вдвоём
Обрекаю себя — да твоим крестом!
И стою на том.
И паду — на том.
1988 Чикаго
«Шесть тысяч — и свидетели берёзы...»
(перевод с украинского, автор — Микола Руденко)
Шесть тысяч — и свидетели берёзы —
Расстрелянных и взятых на ножи...
Про молодых черниц святые слёзы
Хоть ты, лесная глина, расскажи!
Они кричали в тучи грозовые
Про Страшный Суд, разорваны в клочки.
И долго находили неживые
Предметы: крестики и башмачки
На этом месте. А мордвин, плетущий
Колючую ограду, был тогда
Курносым пацаном... Живи, живущий!
Но помни перед Богом те года.
1988 Чикаго
«Взрослым ангелам нужно терпенье...»
Взрослым ангелам нужно терпенье:
И у них там своя малышня.
Соберёшься лететь с порученьем —
Так и плачут: — Возьмите меня!
Объясняешь: там боль и ненастье,
Там война и чужая вина,
Там так трудно мечтают о счастье —
Том, что тут вам навеки — сполна!
Но глядят убеждённо и свято:
— Мы большие... Возьмите сейчас!
Мы слыхали: зовут из кроваток
Те, что очень похожи на нас!
И потом, вечерами, по-детски
Повторяют земные слова:
— Как зовут то созвездье?
— Донецком.
— А вон то, что побольше?
— Москва.
1988 Чикаго
«Радуйся, дикий мой сокол...»
Радуйся, дикий мой сокол:
Нам день для охоты,
Радуйся, дикий мой конь:
Позабудь про узду.
По июньским холмам
Пронесёмся мы бегом и лётом,
А под вечер Господь
Нам затеплит большую звезду.
Приютивших нас на ночь
Мы щедро одарим добычей,
Разбудившую девушку
Звонким одарим кольцом...
Улыбнись, моя радость,
Услышав, как соколы кличут!
Если сына родишь —
Извести меня первым гонцом.
Читать дальше