Ирина Кнорринг - Окна на север. Вторая книга стихов.

Мы мало прожили на свете,
Мы мало видели чудес.
Вот только — дымчатые эти
Обрывки городских небес.

И эти траурные зданья
В сухой классической пыли
Да смутные воспоминанья
Мы из России привезли.

В огромной жизни нам досталась,
От всех трагедий мировых,
Одна обидная усталость,
Невидимая для других.

И все покорнее и тише
Мы в мире таем, словно дым.
О непришедшем, о небывшем
Уже все реже говорим.

И даже в мыслях, как бывало,
Не рвемся о огненную даль.
Как будто прошлого не мало,
И настоящего не жаль.

Не те слова. Не те, что прежде,
Когда в азарте молодом
Мы глупо верили надежде
И думали: «переживём!»

Что ж? Пережили? Своевольем
Сломили трудные года?
И — что ж? В тупой, обидной боли —
Тупое слово: «никогда».

И с лихорадочным ознобом
Приподнятая сгоряча
Рука, дрожащая от злобы,
Бессильно падает с плеча.

И в безалаберном шатанье
Судьба (уже который раз?)
За безрассудные желанья
Так зло высмеивает нас.

И всё, что нам ещё осталось,
Всё, чем душа ещё жива, —
Слова, обидные, как старость,
Как жизнь, жестокие слова,

О том, что не нашли мы рая,
О том, что преданы в борьбе,
О том, что стыдно погибаем
От горькой жалости к себе.

Ни клясть и ни благодарить
Не стану скупо и устало.
И не спрошу — как дальше быть?
И не скажу, что страшно стало.

Я все, как должное приму,
Как хлеб земли, как сон, как воздух,
Как прорезающие тьму
Большие огненные звезды.

И как привычные права
Как тягостную неизбежность,
Приму жестокие слова,
Приму нечаянную нежность.

Только клубы едкого дыма,
Да гудящая сизая сталь.
Только радость, летящая мимо,
Чья-то радость, летящая вдаль.

За последним мелькнувшим вагоном
Что-то кончилось, оборвалось.
Лишь далеко, в чащах зеленых —
Затихающий грохот колес…

Помнишь страшные дни и недели,
Те, которым прощенья нет?
Помнишь, как с тобой мы смотрели
Отшумевшему счастью вслед?

Ни восторженно-звонких стихов,
Ни заломленных к небу запястий,
Ни желаний, безумных, как ветер,
Ни ленивой истомы в крови…

А покорно, без пламенных слов,
Без мечты о несбыточном счастьи,
Повторять эту сказку столетий,
Эту грустную сказку любви.

Просто, без слез и проклятий,
С горстью наивных стихов,
В стареньком ситцевом платье,
В темной тоске вечеров,

С запахом лука и супа,
В кухонном едком чаду —
Женщиной слабой и глупой
Тихо к тебе подойду.

И без упрека и стона
Острую боль заглушу.
Снов твоих страшных не трону
И ни о чем не спрошу.

Все, что копила годами,
Молча отдам навсегда.
И заструятся над нами
Незолотые года…

Надоели скитанья без цели,
Примитивно-непрочный уют.
Одиночество темных отелей,
Одиночество темных минут.

Закоулки глухие, кривые,
Нищета, темнота, полутьма,
И облупленные, неживые
Двухсотлетние эти дома.

Ни романтики старых кварталов,
Ни фальшиво-восторженных слов!
Слишком много я в жизни видала
Этих грязных и темных углов.

Жить, подобно бездомной собаке,
Не приткнуться нигде, никогда…
— Надоело мне на бивуаке
Прожигать неживые года!

А над жизнью — тугой, неизменной,
Навсегда заколдованный круг…
…Ночью снятся мне белые стены
И широкие окна на юг.

Стало холодно. Рано смеркается.
Воют ветры и хлещут дожди.
— Это только еще начинается.
То ли будет зимой, подожди!

Вздохи. Жалобы. Мысли бездомные.
Неуверенный шорох пера.
Ставни плотные, комнаты темные,
Нескончаемые вечера…