Александр Дольский - Стихотворения

проарпеджить таких кренделей,

что леса бы как бабы заплакали,

отряхая листву с тополей.

Показал бы такие я фокусы

с балалайкой под крики грачей,

что взгрустнули бы разные конкурсы

пианистов и скрипачей.

Малахитовый край бы покинул я,

Чтоб жилось здесь спокойно врагу

и тебя бы простил, моя милая,

но забыть, уж прости, не могу

Всё, что выпито и спето,

Оставляет в сердце меты,

Как пожары по лесам...

В искупление за это

без ответа и привета

лебедь северного лета

проплывёт по небесам.

До свиданья, до свиданья!

На Расстанной есть преданье -

на прощание - гаданье,

на дорогу - разговор.

С николаевских перронов

сходит жизнь моя в уронах,

с тех лун, с тех трав,

с тех гроз, с тех пор.

Это грустная глава,

зачеркнуть ее нельзя,

в ней повинные слова

и вокзальные глаза.

От миража Эрмитажа,

Мариинских бель-этажей,

и от Невского пейзажа

усвистать до синих гор

можно только поневоле,

от бессилия и боли

с тех вех, с тех тайн,

с тех слез, с тех пор.

Вспоминай, не вспоминай,

посчастливится - верни

дорогие имена

и утраченные дни.

Привези мне, привези мне

этот воздух перед Зимним,

чтоб в речах твоих сквозили

и Фонтанка, и Собор,

и окно на Староневском -

ни цветка, ни занавески -

с тех слов, с тех книг,

с тех нот, с тех пор.

Если жизни твоей магистраль

под откос направляет экспресс,

эспераль, эспераль, эслераль

возвратит к бытию интерес.

И хмельного разгулья не жаль,

ветер жизни надежду принес,

Эспераль, эспераль, эспераль -

десять узкоколейных колес.

И любой стограммовый алкаш,

распивающий в дури хмельной,

упадет от тебя в эпатаж

от стыда перед волей стальной

Но решиться на это дано

только тем, кто постиг глубину,

тем, кто вырыл могилу давно

неудаче, стыду и вину.

Кто-то шепчет - не надо, умрешь!,

без хмельного и жизнь не сладка!

Этих трусов за ломаный грош

целый веник найдешь у лотка.

Поспеши и не жди голосов,

и зеленого джинна свяжи.

Стоит бросить на чаши весов

эспераль и прекрасную жизнь.

Ты увидишь цветущую даль ...

Пусть молчат дураки и невежды.

Эспераль, эспераль, эспераль -

это по-русски - Надежда.

Так с давних пор заведено на свете,

Когда пора великих битв придет

Слагают песни смелые поэты,

И эти песни в бой ведут народ.

Над миром летят недаром

Песни наших певцов.

В наших руках гитара,

За плечами - знамена отцов.

Властители тех песен так боятся,

Что не посмеют им открыть лица.

Дантес был только подставным паяцем,

А в сердце русской песни целил царь!

И вечно в этих песнях боль и сила,

Насмешка и решительность живет.

За них казнили славного Джо Хилла,

И Лорку повели на эшафот.

И Хара пел под дулом пистолета,

Им не судьба забыться и пропасть.

А руки, на которых кровь поэта

Над народом не удержат власть!

А там, где за молчанье дарят сытость,

А за смиренье - звание борца,

Поэты не идут в покорной свите,

А жгут глаголом слабые сердца.

Их вечный гонорар - плевки и раны,

И память и любовь иных веков.

Великие поэты гибнут рано,

Они нужны в компании богов.

Тебя увидел я в закат -

Ты шла с ведерком по воду.

И для знакомства был я рад

Воспользоваться поводом.

И тогда

Очень тихо, очень скромно

Заскулил я,

Словно пес бездомный.

И ты сказала: - "Боже мой,

Какой огромный рыжий пес!"

Потом, когда мы шли домой

Ведро твое в зубах я нес.

Только ты

Прогнала меня потом.

Не поладил

Я с твоим котом.

Я скрылся - и вот я выход нашел,

И мягко, как кот, опять я пришел.

И ты сказала: - "Боже мой

Какой огромный рыжий кот!

Я не пущу тебя домой,

Хватает мне и так забот.

Уходи.

Я котам не очень верю.

И не стой ты

Ночью перед дверью."

Лишь месяц потух - я выход нашел,

И словно петух, опять я пришел.

И ты сказала: - "Петушок,

Ты рыжий, словно крашеный.

Таких нельзя и на порог.

Не кукарекай, страшно мне".

Уходи.

Петухам не очень верю,

И не стой

Утром перед дверью".

Я скрылся и вот - я выход нашел,

И как человек, опять я пришел.

Я нюхал в садике цветы,

А ты белье в тазу несла.

"О, Боже мой, - сказала ты,

Мне не хватало лишь осла.

Так и быть.

Если ты такой упрямый,