Микола Бажан - Стихотворения и поэмы

Поклоняюсь высокому слову,
сказанному поэтом,
Гимну дерзких стремлений,
песне далекой цели.
В рифму поток струится.
Игры лучей как трели.
Солнечный праздник утра
чисто воспет кларнетом.
Многоязычная гамма,
симфония мировая —
В ней не молкнет голос Тычины,
кларнет светозарный и вещий.
Людям, умеющим слышать,
нежность его живая
Над человеческим сердцем,
как жаворонок, трепещет.
И сколько бы мне ни слушать
гомон, звучащий в мире,
Я слышу в нем постоянно
голос поэта-провидца.
Он наполняет душу,
и душа становится шире,
Когда небывалой зарею
едва начинают птицы.
В те дни, когда земли гудели,
смещались оси планеты,
Вихрились в бурях дороги,
кипели в душах пучины,
О, как же мне было нужно
певучее слово Тычины
И как меня словом пронзили,
учитель, ваши кларнеты!
Дано им звучать органом
во храме, людям открытом,
Осанной дневному сиянью,
эхом бездонной сферы,
Как и надлежит вдохновенным
провидцам космической эры,
Певучим спутникам мира,
летящим по вечным орбитам.

Задвижку снять — дверь отойдет сама.
Он вслушался. Снаружи — полутьма.
Висит лампешка желтым пустяком
И тлеет на шнуре под потолком.
Безлюдно. Тихо в этом малом мире,
По лестнице безмолвный поворот.
Пора идти. И он сейчас уйдет,
Вот только двери запереть в квартире,
Вот лишь записку положить опричь
Настольной лампы, чтобы углядели:
«Ушел туда, куда вы не хотели,
Чтоб я ходил». И подписать: «Ильич».
Теперь быстрей. Сейчас он облачится
В невзрачное пальтишко поржавей,
Надвинет чью-то кепку до бровей
И так стремглав по лестнице промчится,
Что даже Рахья, [67] Эйно Рахья — большевик, спутник Ленина в эту ночь. молчаливый страж,
Не сдержится и попеняет строго,
Мол, если в темноте тут сломишь ногу,
Так ведь не доберешься никуда ж.
И пусть пеняет. Спутник он надежный.
Всё будет ладно. Нет пути назад.
Они вдвоем пройдут весь Петроград,
Предчувствующий, грозный и тревожный.

Скорее в Смольный. Там друзья, там ждут.
Настал дерзанья день, пришел последний срок.
Там надобны души неимоверный труд
И ясность виденья, отточенная впрок.
И он, неся в себе огромной массы сдвиг,
Принявший на себя людских мильярды вольт,
Идет сквозь Петроград, как через материк,
На свой бессонный пост, где гроз всемирных
пульт.

Не хочет сдаться даль. Увяз на месте час.
Заборы. Ветер. Снег. Квартал, еще квартал.
Те, кучкой шли, — прошли. Трамвай
проскрежетал.
Но вот проспект вильнул и отщепился прочь.
Литейный мост привстал, Литейный мост осел.
Никто ничем нигде в решающую ночь
Дорогу преградить не взялся, не посмел.
Как сдуло за угол крикливых юнкеров,
Качнулся вбок дозор солдатский на мосту.
Вот-вот увидит он сияние костров,
От окон Смольного гонящих темноту,
Волнуясь, перейдет всю площадь напрямик
Туда, где средь шеренг рокочет броневик,
Где сполохи кудель нависших туч багрят,
Где пушки у ворот сторожкий держат ряд.
Там, где река людей, соединясь, растет,
Расступятся пред ним крутые патрули,
И в революции гудящий штаб войдет
Ее верховный вождь, восставший сын Земли.

Он с нами шел, еще наполнен гулом,
Тем гомоном прекрасным и могучим,
Каким его на площади встречала
Ликующая, шумная толпа.
Он с нами шел, и радость в нем играла,
И буйно билась, и ключом кипела,
В глазах сияла, на устах светилась
И пряталась под темными усами,
Выплескиваясь из-под них усмешкой.

Он с нами шел, еще не наглядевшись
На краски человечьего потока,
Что золотом, багрянцем, синевою,
Неукротимым радужным цветеньем,
Весенним бело-розовым расцветом
По многозвучным улицам Софии
Струился бесконечно вдоль трибуны.
Он жадно, щедро и самозабвенно
Душой вливался бы в другие души,
Тонул бы взглядом в каждом добром взгляде,
И пожимал бы трудовые руки,
И всех детишек к сердцу бы прижал.
Ведь это шли его родные люди,
Его народ, свободный и красивый.
Страна справляла торжество свободы,
Болгарского раскованного слова,
Болгарского старинного писанья
В день, посвященный письменности, в день
Кирилла и Мефодия. Народ
Впервые за минувшие столетья
Слил воедино слово и свободу
В один высокий, славный, неделимый,
Победный, светлый, всемогущий гимн.