Микола Бажан - Стихотворения и поэмы

Поле черно, черны стрехи, черны тучи,
Черны лица, черны ноги, черен брег.
И так всегда, и так навек,
Пока тело не упрячет в прах сыпучий
В домовине черный человек.
Разгулялся вихрь на косогоре,
Раскружился ветер — прянул в дол.
Не вздохнется — воздух так тяжел,
Не глядится — черный мрак во взоре,
Черный вихрь гуляет на просторе,
Черный ветер по свету пошел.
Черной пылью всё вокруг покрыло —
Перелески, хутора, бугры.
И внезапный мрак бубнит уныло:
«Падай и умри. Пади. Пади. Умри».
Плачут дети, просят дать водицы
В черных хатах черного села.
Пыль заполонила все криницы,
Ключевые воды занесла.
Замело межи, похоронило нивы,
Шкуру с черных пашен содрало.
И тоска над степью молчаливой
Черным солнцем встала тяжело.
Отгудело. Смолкло. Отшумело.
Тишина — как крышка на гробу.
Капли пота катятся по лбу,
Пот стекает по худому телу.
Пот — как смола, день — словно гроб, тьма —
как чума.
Надежды нет. И тишина нема.
Нема слеза, горька, как полугар,
Ползет, оставив светлую бороздку.
Ты выйдешь ли, надежда, на дорожку,
Чтоб повстречал тебя плугарь?
Не плачь, хозяин, наг и сир,
Не веруй в чудо черных слез.
Пропал твой двор. Пропал твой мир.
Стань пылью, чтобы вихрь унес.
Мозоли жесткие грызи,
Прах не стирая со щеки,
Ищи в распаханной грязи
Твоих хлебов проросших корешки.
Пропал твой плод. Пропал твой род.
И хлеб пропал, и только хрип
Уродует засохший рот.
Пыль затвердела, как кора,
И грудью ты к земле прилип —
Тебе, что корешку, пора
Залечь, завянуть, умереть.
А был хозяин добрый — любо посмотреть,—
Во всей округе не сыскать такого человека,
Хоть и убогий — одноногий он калека,
Без левой — ее отдал за царя.
Гниет она где-то в маньчжурской пустыне,
На желтых мукденских песках и снегах,
А стонет доныне, и воет доныне,
Припомнив сибирский безжалостный шлях.

Ты мерил тот шлях, одноногий Степан,
Когда, как лунатик, хромал по степям
На тесаной куцей ноге деревянной,
Кружки оставляя в степи окаянной.
Убогие стены несчастной землянки,
Клочочек земли у немого погоста.
А рядом чернеют угрюмо и грозно
Равнины Фальцфейна, курганы Родзянки.
И вдруг как задуло, пошло, закрутило
Огромно, паляще, черно и багрово.
Сквозь хмарь чернозема дневное светило
Ползло, словно чудище, круглоголово.
Коробило землю, сдувало покровы,
Валило в овраги волной пропыленной,
Ревуче, рычаще, черно и багрово
Катился над степью котел раскаленный.
Поля задавило. Сгубило посевы.
Могильщиком черным прошло по степи.
Смоленой метелью. Пылищею серой.
Беда. Безнадежность. Кустов костяки.
«Где ты, боже? Где ты, боже? —
Кличет баба в хате.—
Почему унять не можешь
Ветров злые рати?
Ничего у нас нет боле,
Хоть и было мало.
Ты сойди-ка в чисто поле,
Глянь-ка: всё пропало».
— «Зря такое, зря такое
Завела ты, баба.
Ты б дала напиться детям,
Хлеба им дала бы.
А тогда, убога,
И проси у бога!»
А водица в ямке — не вода, а ил и муть,
Кроме грязной жижи, ничего не зачерпнуть.
Сквозь поры серого рядна
Кашицу процеди.
Детишкам дай испить до дна
Из ковшика воды.
Куда же он глядит, наш бог,
И что мы для него?..
Ты тих, как прах. Как глина — ссох.
Ты вбился в землю, как клеймо.
С порога хаты смотришь ты
В задымленную злую даль.
В безмерность горя, черноты
И в бесконечность пустоты,
В смятенье пыли, в тьму и гарь.
Себя не жаль, труда не жаль —
Детишек малых жаль.
Надежды жаль, молитвы жаль.
Куда пойдем с тобой, печаль?
Нам некуда идти.
Как саваном, покрыло все дороги.
Не видно колеи. Ни следа тяжких ног.
Один ты — одинокий, одноногий —
Над крестом невидимых дорог.
И еще вздыхают пыль и мга,
Тополь лихорадит, как от боли.
Тишина загубленного поля
Заливает света берега.