Микола Бажан - Стихотворения и поэмы

Словно в зародыше усики, сложены
Щупальцы скуки. Кто их разберет —
Муха ли это засохшая,
может быть,
Мозг задыхается в нитях тенет
Гости ужасной
и недоношенной.
Их не порвать, и несешь этот гнет.
Несешь, как спокойствие созданной муки,
Свой мозг, эти сети извилин сухих,
И слышишь в пустынных глубинах своих
Жужжанье зеленой могильщицы мухи.
Неси этот звук, с осторожностью холь,
Как стрелку, чей путь обусловлен до боли,
Словно бусоль сумасшедших безволий,
Как путешествий без цели бусоль.
Бледнея от звуков, повисших в зените,
Усталая кровь твоя бьется без сил,
И катакомбами суженых жил
Проходит морлок лейкоцита.
Ты — скука — несытой души лейкоцит,
Который своею несломленной властью
Сосет и сжимает и мудрость, и страсти,
Который, как спрут, под сердцами кишит.
Как спрут в глубине
и жужжания вроде,
Преследует скука,
упав или всплыв.
И в сердце незваные гости приходят.
Но скука печальней других.
Чувства распад. Оседает душа,
И в седину допотопную падай.
Это паденье, звериным дыша,—
Мертвого чрева и вывихов чадо.
Падаешь в ночь мезозойских лесов,
В темную обледенелую тусклость,
Мозг ею охвачен и вытечь готов,
И на волокна расходится мускул.
Так мамонт подъемлется из болот,
Гиена хребет выгибает так,
И так же из ямы, из бездны, встает
Пещерное чувство — страх.
И страх этот, грозной болезнью нацелясь,
И ребра разносит, стуча в животы,
И с места сшибает раздутую челюсть,
И сдвинув суставы, и вывернув рты.
Он кости сжимает, рвет нервы и кожу,
Раздвинувши мясо, очистивши слизь,—
Чтоб кости, на желтых червей похожи,
Вдруг закишели и расползлись.
И в горле от крика кругом заходили,
Срываются кольца и падают вниз.
Одервенев, на живой еще жиле
Костей разрушитель повис.
Сторукий, упрямый,
все мышцы обрыскав,
Такой он идет — костолом, костоправ,
Чтоб около сердца, чья смерть уже близко,
Добиться намеченных прав.

А дальше — торговля и беспорядок
Из-за наследства. Совет и суд
Громил, приживалок и тунеядок,
Какие по крохам его разнесут.
Ты умерло, сердце?
Ты живо?
Восстань же!
И вот подымается, стонет оно,
И хрипнет, и дышит слабее, чем раньше,
Меж смертью и жизнью распределено.
И что это — выход, победа настала?
А может быть, кризис, а может быть, риск?
Желание вырваться из подвалов,
Где гибель, и тленье, и воздух закис.
Привычною
мерой
нельзя уже мерить,
И суд, и столетий открылся пролет.
Как приговор, опускаются двери,
Отчаянье в них встает.
И тяжестью занята область пустая,
Громадой заполнена пустота.
Пустая рожает,
и кровь разрывает
Яму ее живота.
И что ты родить, безъязыкая, смела,
Себя выворачивая до дна,—
Ребенка, который годится для дела,
Чернильную кровь или груз колтуна?
Разверсты, на мокром пульсируют теле
Зияния ганглий нагих и пустых.
Как крик в безысходности, неужели
Ты всуе рожаешь, напрасная ты?
Нет!
Кости сломать, и окончить мученье,
И мышцы по швам жизнеродным расшить,
Чтобы, как кесаревым сеченьем,
Отчаянье вырезать из души.
Пускай, погибая, оно рожает,
Себя пожирая само, как змея.
Пусть гибнет!
И первая гостья большая
Входит, его заменя.

Не сразу приходит она и приводит вместе с собою
Походку спокойную, мужественность души.
О ненависть, сердце мое не оставь
и к нему поспеши,
Возьми и греми им, как в колокол грозного боя!
Ты волю крепишь,
и ты зубы сдвигаешь у нас,
Ты горло сжимаешь,
чтоб вопль остановленный замер.
Так на «Авроре» сжималося горло крюйт-камер,
Готовя комплекты снарядов, как тяжесть продуманных
фраз.
Так ненависть зреет в молчанье, продумав и
взвесив мгновенья.
Часы отмечают на теле торпеды и взрыв, и полет.
Координаты схватили пространство. Известны все
направленья,
И лбами трехрогими башни как будто склонились
вперед.
Хронометраж победителей —
такты и вахты «Авроры»,
Ненависть всё рассчитала —
и сердце, гранату и миг,
Вырвался в воздух снаряд и влетает в просторы,
Как жест величавый оратора, что на «Авроре» возник.
О, ненависть красного крейсера —
как вдохновенье который
Прекрасный, спокойный и твердый в простор
направляет полет.
Сквозь время кривая его траекторий
Триумфальною аркой встает!
Ты мужества
пакты и приговоры,
Где стиль перестрелки и почерк штыка,
Где класс говорит с бронебашен «Авроры»,
С башни солдатского броневика.
Ты — стиль командарма, где образ любой,—
Вся речь его — верный наметили градус,
Чтоб попаданье звучало, как радость,
Чтоб угол раздвинут был канонады,
Как циркуль, раздвинутый точной рукой.
И вымерен угол,
и точно намечен,
И тверд, и отпора ему не дадут,
Такой направляет снарядов маршрут,
Маршруты мышленья и взгляды, и речи.
О ненависть,
громким мостом ты звени и гуди,
Высокой мостом батарейной летающей стали!
И те, кто не дрогнули, жалуясь,
а устояли,
Скажут тебе:
войди!
И входит,
и места ей мало,
И груди гремит разворот,
Едва триумфатором мысль охватившее встало
Слово неутолимых и несказанных широт.
Такому в глаза поглядеть
и слушать его дыханье,
Как собственное ощущать — его тепло и чело —
Слова рожденного в самых больших и трудных
восстаньях,
В самом великом и трудном походе,
каким человечество шло.
Пульсация первого сердца,
и мысль к вдохновенью готова,
Какой изумительной эры ты первый отважный
гонец?
Расти, пробивай скорлупу, срывая седые покровы,
О радость — ты зерна грядущего,
радость — ты зерна сердец!
Слежалися формы, и тлеют,
и рвутся их узы, как ткани,
Где сердце пред смертью металось и падало в пену
и слизь,
Преодолев в этом марше рекорды недомоганий,
Приходит величие к сердцу, и силы в нем родились.
И рвутся и треплются ткани.
И новому сердце так радо,
И в новых стремленьях и знаниях сердце встает.
И радость приходит к нему,
приходит запросто на дом,
И сердце выходит навстречу
и радости отдает
Всю силу проросшего семени —
будущее свое.