Олег Ильинский: Стихи. Книга Пятая

Древний Крит он — как бритва, напорист,
Дикий камень с рогами быка,
И ему виноградное море
Неостывшие лижет бока.
Посейдона прокладная ласка,
Кноса дикого белая кость,
Шелест пены у острова Наксос,
Шорох влаги, прозрачной насквозь.
Все бы струйки зеленые выпить,
Все бы гроты запомнить в горах —
Здесь у нас, как созвездия, мифы
Обступили весёлый корабль.
Этот вечер с гомеровской прытью
Нам подводит волну под уздцы —
Мы снимаем шаланды на Крите,
Веницейского форта зубцы.
В этом легком, светящемся шуме
Различаем строфический ритм —
До чего же Гомер хитроумен.
Подарив нам и Трою, и Крит!

Афинский рейд, серебряный Пирей —
Он, словно детство, дважды баснословен,
Весь в колыханьи этой синей крови,
Во власти вечной детскости морей.
Но он проперчен дымом судовым,
Он деловит, как скряга-клерк в конторе:
Меня он вечным детством удивит
И вечной старостью меня же переспорит.

И Ариадну тут одну Тезей покинул
На каменном плато, на склоне без теней,
И молодой Протей, играющий с дельфином,
Зовётся морем тут и руки тянет к ней.

Эта почва на солнце сгорает,
А в кустарниках тонут гроба —
Тишина погребальных керамик,
Притуплённая пеплом трава.

И блуждая по древним Афинам
В каменистой пыли мостовых,
Словно ты уже землю покинул
И на мраморной стеле затих.

Ты давно уже — тень между теней
На просторах нездешних долин,
И туда только запах растений
Долетает, едва уловим.

Громадного пейзажа переливы —
Седой нарцисс и синий кипарис,
И жёсткий блеск серебряной оливы,
Вздымаясь вверх, соскальзывает вниз.
Там с облака Кастальский ключ сбегает
Как молния на пыльную траву,
И там Парнас гранеными зубами
Жующий снег — уходит в синеву.
Там боги-грозы серебрятся в небе,
Гнездятся в камне фебовы орлы,
Там гребень скал, как петушиный гребень,
Сквозь облачные светится валы.
Там Пан себя пасёт и нимф, себе послушных,
Коровы спят в светящейся тени,
Находит грот Дельфийская пастушка,
И Пифия вещает искони.
Там козы скачут по гранитным плешам,
И синий склон туманами повит,
И осенён кустарником ослепшим
Заворожённый мифами гранит.

Карабкаюсь на этот камень жёсткий:
Горячий воздух грозами тесним,
И светится афинская извёстка,
И пахнет штукатурка и жасмин.
Иду наверх, стирая каблуки,
Сквозит кустарник каменистым крапом,
А в лавке продаются черепки,
На них скупой орнамент нацарапан.
Он к нам пришёл из Крита и Микен,
В нём словно звук заворожен певучий,
А кипарисы у скалистых стен
Похожи на синеющие тучи.

Пока ещё дремала Византия,
Видала сны про вечность и про власть,
Похитил бык одну Кариатиду —
Она потом Европой назвалась.

Вся изнутри светилась ясным воском
И русым льном курилась сквозь века,
И сквозь войной испепелённый остов
В ней пела по Акрополю тоска.

Играют зорю при подъёме флагов,
И в тонкой ряби утренних олив
Спит Византия в древних саркофагах,
Все подступы камнями завалив.
Вот Парфенон вступает в город сверху
Солдатским шагом розовых колонн,
А рядом эта сгорбленная церковь
Стоит смиренно, как земной поклон.
И только эти пятна золотые
Дрожат на стёртых плитах, как свирель —
Твой древний камень прочен, Византия,
В узоре геральдических зверей.
И этих пятен светлая весёлость
Не ведает ни сроков, ни оков —
Гул вековой, как тот афинский голубь,
Доносится из глубины веков.
И мрамор плит, разбитых и разрытых,
И тень листвы на квадрах базилик,
Орнаменты, бегущие по плитам —
Вот Византии неизбывный лик.
Закатный блеск алеет над Европой,
А Византия — как предел времён,
И золотой сторонится Акрополь,
Античный мир, вечерний Парфенон.

Блеск воздуха над зеленью долин,
Крылатость византийского пространства,
И словно дремлет терпкая полынь,
И веет отрешенностью бесстрастной.
Задумайся, опомнись, покорись.
Будь скуп на речь, как эти камни скупы.
У входа замер тёмный кипарис,
И спят колонны, прислонясь к уступам.
Воочию здесь вечность начата,
Она в одно мгновенье уместилась,
И буден мимолётная тщета
Поражена обратной перспективой.
Порви непостоянную канву
Причинности холодной и лукавой,
И близкий рай проступит наяву
И одарит своей нетленной славой.
И отвергая многоцветный мир,
Мы по нему пройдём неуловимо,
Пока поблёкнет солнечный эфир
В сиянии бессмертных херувимов.