Эльвира Бочкова: Женское сердце в груди

Оставаться одной одинокой душе

Предначертано свыше, пожалуй.

Только ей одиноче не будет уже

Даже в лето с жарой небывалой.

Но жара – за морями. И запад заныл:

Ведь жара для него непривычна.

…Тёплый ветер, ужели не выправишь крыл,

Чтоб сюда долететь хоть частично?

* * *

Не побоюсь оплакать – надо, надо! –

По воле гроз погибшее растенье,

Но и глухой завесой снегопада

Не натрудить бы мнительное зренье,

Что зиму подарило в чёрном цвете,

Когда все ветви – старческие вены,

Когда все беды – т жки и нетленны,

Пронизывают – напрочь! – толщь столетья.

Гляжу на звёзды: что же остаётся,

Когда вокруг – чредой – перевороты?

То красная в степь конница несётся,

То белых отступающие роты

Идут к реке и строят переправу…

И всё – зазря! И все-то канут в Лету.

…И только прут на берег волчьи травы –

Их волосы размётаны по вéтру.

* * *

Не думала тогда,

Что дождь мне будет мил,

Боялась одного:

Чтоб не разверзлись хляби.

А дождь – моя беда! –

Все дни и ночи лил

Затем, чтоб досадить стихи кропавшей бабе.

Без молний, без громóв –

Как пахарь, сеял хлеб,

Кропя сто тыщ борозд хозяйскими руками.

Дождь думал не о том, какой на свете век, –

Бросал зерно, бросал, играя желваками.

Поэт, пиши строфу о том, что соберёшь

Хотя б мешок зерна, потом – зерно помолешь!

…Но только льёт и льёт всё тот же долгий дождь,

И ты уж небеса о скором вёдре молишь.

* * *

Разве можно столичным умом

Осознать механизм перестройки?

Раскричались визгливые сойки

По-хозяйски в саду не родном.

Сойки сделали всё, что смогли:

Червячком червячка заморили

И отравой отважно запили

Из колдобин сиротской земли.

По суглинкам гуляли дожди.

…Было всё, что погоде угодно!

О крестьянском угодье

свободно

В теремах рассуждали вожди:

«Пораскинется в русскую ширь,

Разольётся морями пшеница –

И насытится наша столица!..

…Ну, а в хлебушек кинем имбирь».

* * *

Он погорел, июльский холод:

Зашёл с горушки роковой,

Как самолёт, чей опыт молод

И не окупится с лихвой.

И мне не быть рабою денег:

На них и крылья не купить,

Поскольку

врезались

в тот берег,

В который сильным волнам бить.

И если сердца катастрофу

Я вижу в том, что глох мотор,

Я не кляну за то эпоху:

Мой личный узок кругозор.

Но потепленье,

как и розу,

Я получу в своих мечтах.

И нету времени

морозу

Июль оставить на бобах.

* * *

…Похоже, август не зачах,

Хоть и напряг, пожалуй, вены,

Пока полмесяца в речах

Дождя

дождей играли гены.

А дождь, хотевший

проливным

Себе, любимому, казаться,

Всего лишь пел безделью гимн,

Дней трудовых боясь касаться.

И мы, раскрывшие зонты,

Своим делам сдались на милость,

С наивным дождиком на «ты»

Не перешли, – отгородились.

* * *

Между летечком и осенью

Прохлаждаться мне одной.

Тешу время безголосия

Тем, что время посевной

Грянет там, на воле вечности,

Где растает гололёд,

Где зима в своей сердечности

Для озябших шубы шьёт.

Если сердце отогреется

Возле тёплых батарей,

Пусть на то ещё надеется,

Что, возможно, побыстрей

Застучит, как будто не было

Ни упадка, ни хандры…

…И на то, что в клетках невода

Стайке рифм не до игры.

* * *

Этих осеней, веришь, не счесть:

Столько их на земле побывало!

А сегодня – об осени весть

В стихотворные строки попала.

Я о лете ещё напишу,

Даже если закопано в зиму.

Но теперь – не понять и ежу,

Почему он потворствует гриму:

Ходит в листьях – себе же во вред?! –

Как военный в летах – в камуфляже,

Что остался от пепельных лет –

От чеченских, от косовских даже.

* * *

О, сколько их таких, соцветий одичалых!

Их шарики тверды, чуть сизые на цвет.

…И только – в синь волны! – одёжки всех причалов,

Как будто дан волне их верности обет.

И всё-таки в траве, чьи хохолки по пояс,

Те шарики цветут, колючие – невмочь!..

…В нехоженой траве, как крот угрюмый, роясь,

Я рву букет зимы, чтоб вьюга смылась прочь.

Поставлю тот букет

В пустой, без встреч квартире,

Как от случайных встреч надёжный оберег.

…И только резкий «SOS» ещё звучит в эфире,

И теплоход на мель залёг, как на ночлег.

* * *

Прощай, ноябрь!.. Твои усталость, хрупкость,