Эльвира Бочкова - Женское сердце в груди

РОДНИК

Как странно расставаться с жизнью той,

Где много солнца!..

Редкие осадки

Едва смягчали воздух, налитой

Жарою, испареньями из кадки.

Но из горы прозрачный бил родник

И шевелил прозрачными губами,

Как будто прочитал из старых книг,

Что смерть его уже не за горами.

На днях его железный демократ

Вселил в железный короб, то есть панцирь,

Мечтая приумножить во сто крат

Объём воды…

Он краном будет клацать!

Заплачет одинокая гора:

В железо заковали речь дружочка.

Теперь – одна, как матерь одиночка,

А ведь была ты

женщиной вчера.

вьюн

В лучшем случае, обвенчанном

С нерасчётливым вьюном,

Думать мне о покалеченном

Раскалённым, страстным днём?!

Стебель вверх – стрелою тянется…

Чаши ёжатся, тонк .

…Вверх и вверх, –

потом оглянется:

Он и почва – земляки.

Нет бы виться по заборчику,

Что в гнилушках и в тоске.

Но ему, вьюну-молодчику,

Строить замок на песке,

Чтоб сквозь щёлочки террасочки

Глазки слабенькой княжны

Не прощали зла

захватчику

Славной княжеской страны.

* * *

Зачем стремилась я сюда?

Здесь всё, к несчастью, изменилось.

…Ужель случится, как тогда,

Когда луна, как мяч, катилась?

Тогда луна была круглá.

Ну, а сейчас, в разгар июля,

Луна острá, как серп,

и зла,

Не обещая полнолунья.

Как больно мне теперь глядеть

Не на луну, на шею леса,

Пока на ней лунищи треть, –

Висит на шее, как повеса.

И не дождусь я, чтоб,

как встарь,

Округлым ликом малокровным

Луна над миром полусонным

Благословляла мой сентябрь.

* * *

Когда гудит сосны кровавый ствол,

В сырую землю тычутся иголки,

Я понимаю: не Мамай прошёл,

А лишь хозяин гладенькой двустволки.

Зачем опять, бездарный демократ,

Родную землю губишь за валюту? –

Фундамент роешь прямо под закат

Для финской бани, угодив уюту?

* * *

Я с возрастом зналась с рожденья.

Пригорок объели ветра:

Он сразу, с часов возвышенья,

Их жертва, – не их высота.

Узнать бы им, дерзким,

получше

Зыбучую силу песка:

Заплачет песчаная круча –

И ж ла в затишье виска

Уже напряглась, –

и порвётся,

Когда оголятся над ней,

Над кручей, привязанной к солнцу,

Канаты сосновых корней.

вид

Так спокойна река, как ещё не была!

Так сравнима река с зеркалами!

…Да и остров покинула молча ветла –

Вместе с листьями, вместе с ветвями.

Показалось мне: тысячи минули лет.

Показалось, что раны залижет

Тень ветлы, без которой немилый мне свет

Потускнеет, но станет мне ближе.

Устоял, точно вкопанный, вечный ивняк:

Бархатистый, наивный, вальяжный…

Так спокойна река!.. Сердце – сжато в кулак.

…Да и вид – чисто-чисто пейзажный.

И не стóят тогда даже визги пилы

И деревьев предсмертные корчи

В девяностых годах позабытой ветлы –

Той, чья тень перестройки короче.

* * *

Зачем, слабеющее зренье,

Всё обращаешься туда,

Где в полдень белого каленья,

Как закипевшая,

Вода

Сама с собой в полдневной речке

Должна о чём-то поболтать,

Хотя с утра синдромом речи

Я начала заболевать?

* * *

Перемены в погоде ценю.

Белый день –

он погиб на корню,

Но ещё остаются вершины

Сосен, метящих в полдень, в зенит.

…Ствол – в коре шоколадной на вид –

Вот у этой, – а что в сердцевине?

В сердцевине, где сердце, – тепло.

Лишь бы дятел не сделал дупло,

А нашёл себе пищу в заборе,

Чьи, как клавиши, доски –

бел

Там, где вотчина долгой жары,

И черн там, где плесень в фаворе

У пришедших с повинной дождей

К небесам, что струили елей

На пожухлые листья и травы,

Отгоняли от страждущих зной…

…Лишь бы дятел стучал заводной, –

И отстукивал звуки октавы.

* * *

Неужели июль холодел, чтоб не брать

Эти белые женские руки

В столь мужские свои, день за днём приближать

Час с изнеженным летом разлуки?