Арсений Несмелов - Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I - Стиховорения и поэмы

И опускают томно вежды,
И улыбаются легко,
И красочные их одежды
Благоухают далеко.

На мотыльков они похожи,
На экзотичные цветы,
И возле них так странно ожил
Певучий, сладкий мир мечты!

И как хорош поклон их чинный,
Привет улыбок золотых,
Когда спокойные мужчины
Проходят гордо мимо них.

Спокойствие и сила веет
Из глаз мужских, упорных глаз…
Значенья полный, тяжелеет
Насыщенный вечерний час.

И месяц встал над тучей хмурой,
Примчавшейся издалека,
И точно в лепестках сакуры —
Вся в блесках близкая река.

И парк ночною жизнью ожил,
Полночный час легко вошел…
Как на Россию непохоже,
Но как чудесно хорошо!

Муза моя, возврати мне сегодня свободу —
Зоркость верни мне мою, творческих сил благодать,
Чтобы, как истый квирит, мог бы я к Новому году
Стройностью песни моей чистую жертву воздать!
Бодрости требуют все. Мало товара такого
На самодельных ларях бедных слагателей строк,
И недостойно звучит их легковесное слово —
Не переступит оно за сокровенный порог!
Бодрость завязанных глаз? Бодрость таскаемых за нос?
Бодрость безмозглых телят в их задираньи хвостов?
Ты, наступающий Год, ты, о божественный Янус,
Нет, ты не примешь таких, чернью хвалимых, стихов!
Мужества требует год: не настоящее слово —
Бодрость, его столько мусолило губ!
Еле живое оно, еле живое, готово
В труп превратиться совсем, если уж ныне не труп.
Мужества требует год, в яростных битвах зачатый,
Сжатых до боли зубов, глаз, устремленных вперед.
С самых зловещих пещер сорваны дерзко печати,
Буря ж еще впереди в землетрясеньях грядет!
Как уцелеем, друзья, в битве мы этой железной,
Если наш остров, примчав, буря с устоев сорвет?
Плакать позорно. Советы давать бесполезно.
Пусть даже гибель — мужества требует год!

В лесу гуляет Миша,
Коричневый медведь, —
Играя, дуб колышет,
А то начнет реветь.

Глаза сверкают дико,
Гудит лесная ширь…
Таежный он владыка,
Таежный богатырь!

Но раз в зеленом гуле,
Когда к берлоге брел,
Нашел Топтыгин улей
Золотокрылых пчел.

Разбойничьи замашки
Годятся ли теперь?
Ведь пчелы — что букашки,
А он огромный зверь!

Ему ль пчелы бояться?..
К дуплу медведь идет:
Придется постараться
Достать душистый мед!

Но пчелы хоть и малы,
Но в улье их — полки:
Подняли разом жала
И бросились в штыки!

Одну задавишь лапой —
Другая на носу.
От Мишиного храпа
Кусты дрожат в лесу.

«Сдаюсь! — кричит Мишутка. —
Не буду меду брать!..»
Ведь улей-то не шутка, —
Придется удирать!

Рассказ на этом месте
Я кончить предпочел:
Малы, слабы, да вместе —
Вот в этом сила пчел!

Я живу под самой крышей,
Там, где вихри гнезда вьют,
Я живу высоко — выше
Только голуби живут.

И окно мое на запад,
Чтобы в час, который ал,
Луч прощальный, луч внезапный
В нем ответно закипал,

Чтоб оно, уже живое,
Поднимало свой прицел —
Башенкой сторожевою
В осажденной крепостце.

Лишь поэты с музой вместе
Поднимаются туда.
Для других, скажу по чести,
Слишком лестница крута.

Винт железный слишком узок,
Слишком звонка тишина.
Здесь кряхтеньем ваших музык
Музыка не пленена.

Не гитара, не виктрола,
А Тайфун, косматый тур,
С ораторией тяжелых
Кровельных клавиатур.

Он летит, шафранокрылый,
Шею вытянув во тьму.
Я, как атом той же силы,
Резонирую ему:

— Крашеной жести дрязги,
Пыли свистящей вьюн…
Это — не слышишь разве? —
Пробует клюв Тайфун.

Это в пустыне Гоби
Он сорвался с цепей.
Это он спрыгнул в злобе,
Всяческих злоб слепей.

Ветви деревьев — в жесте
Прыгающих с перил.
Визг озверевшей жести,
Шелест шафранных крыл.

Бомбардировка крыши,
Стриженых скверов бунт.
Посланный миру свыше,
Ястребом пал Тайфун.