Анатолий Жигулин - Летящие дни

* * *

Соловецкая чайка
Всегда голодна.
Замирает над пеною
Жалобный крик.
И свинцовая
Горькая катит волна
На далекий туманный
Пустой материк.

А на белом песке —
Золотая лоза.
Золотая густая
Лоза-шелюга.
И соленые брызги
Бросает в глаза,
И холодной водой
Обдает берега.

И обветренным
Мокрым куском янтаря
Над безбрежием черных
Дымящихся вод,
Над холодными стенами
Монастыря
Золотистое солнце
В тумане встает…

Только зыбкие тени
Развеянных дум.
Только горькая стылая
Злая вода.
Ничего не решил
Протопоп Аввакум.
Все осталось, как было.
И будет всегда.

Только серые камни
Лежат не дыша.
Только мохом покрылся
Кирпичный карниз.
Только белая чайка —
Больная душа —
Замирает, кружится
И падает вниз.

АРХАНГЕЛЬСКОЕ

Осинники да черные стога.
Забор нависшей над обрывом дачи.
Да синим льдом обмерзли берега.
И белый луг ветлою обозначен.

И с высоты — туманным молоком
Подернуты леса, овраги, реки…
А здесь, в церквушке, — выставка икон,
Написанных в каком-то дальнем веке.

Какое буйство красок и любви,
Какие удивительные блики!
Не верится, что созданы людьми
Бессмертные возвышенные лики.

Каким путем сюда они пришли
И почему их власть с веками крепла?
Их на кострах совсем недавно жгли.
Но вот они — восставшие из пепла.

И снова нынче, семь веков спустя,
В сиянии из золотистых пятен
С какой тревогой за свое дитя
Владимирская смотрит Богоматерь!

Что вдохновляло древних мастеров,
Что виделось им в окна слюдяные?
Конечно, бог — задумчив и суров.
Но и простые радости земные.

Далекое предчувствие весны.
Любовь, что так кротка и терпелива.
Тревожный ветер.
Мокрый ствол сосны.
И эта даль холодная — с обрыва.

* * *

Метель и листья.
С колокольни
Смотрю на золото листвы.
И еле виден путь окольный
Из помутневшей синевы.

А глянет солнце —
Мир окрестный
Просторней, чище и видней.
И ближе берег неизвестный,
И даль прозрачней
И синей.

Под первым злым
Колючим снегом
Дрожит озябшая земля, —
Зима жестоким печенегом
Пришла на мирные поля.

Но на ополье
Возле Нерли,
Где каждый храм
К реке приник,
Кресты и шпили
Не померкли,
Как грани русских
Ратных пик.

СУЗДАЛЬ

С полуразрушенных валов —
Простор для сердца
И для взора
От синезвездных куполов,
От белозубых стен собора.

А вдалеке
Ильинский луг.
Дороги, пашни, огороды.
Какое таинство вокруг,
Единство вечное природы!

И эта Каменка-река,
Берез развеянное семя.
И эти в небе облака —
Непостижимые,
Как время.

И этот ветер,
Этот свист —
Как связь небес и человека.
И этот с клена
Желтый лист —
Не из десятого ли века?

ОБОРОНА ВЛАДИМИРА
(1238 год)

Вокруг пылала
Отчая земля —
Стога, деревни,
Церкви и повети,
А здесь, внутри,
За стенами кремля —
Не только жены,
Старики и дети.

Здесь, за стеною,
Жил не только князь,
Митрополит
И славный воевода,
Но древних букв
Затейливая вязь —
Язык, культура
И душа народа…

Как мало нынче
Знаем мы о них,
О тех, погибших
В той кровавой тризне!
Ведь в том огне
Сгорело столько книг!
А книги — тоже
Продолженье жизни.

КАМЕНКА

Бревенчатая лава
Над Каменкой-рекой.
Отсвечивает ржаво
Тростник береговой.

Редеющие рощи,
Озябшие давно,
И женщина полощет
Суровое рядно.

Бревенчатые сваи,
Зеленые от мха.
И словно караваи —
Далекие стога.

А быстрая водица
Чиста и холодна.
И весело струится,
И светится до дна.

Подернуты туманом
Ракиты по буграм.
Козьмою и Демьяном
Зовется старый храм.

Разрушенный лабазик.
Обломки кирпича.
И новый желтый газик
У синего ручья.

И тусклого востока
Холодная слюда.
И старый ров Нетёка,
Где не текла вода.

И небо у акаций,
Поблекшее слегка,
Как после реставраций
Иконная доска.