Дмитрий Волчек - Говорящий тюльпан

текут часы и крякает скворец
молчи пустынник — где твоя обнова?
не радует расчерченное слово
оброс литотами мертвец

наутро вновь загомонит трава
тревожное разлезется заклятье
петух овраг изношенное платье
се гобелена сытая канва

так поезд под откос
шаги страстей невнятны
за речкой молодуха голосит
погиб ребеночек и тень его висит
зеленые разбрызгивая пятна

теперь о листьях
листья волнуются раз
одурманенный водкой
снотворным «говорила
вместе нельзя принимать
что же» залезли на крышу
собрание злых бесед
прах из котомки фрейдиста
куда ты любишь кончать?
в тебя — отвечает
теперь о шахматах
мы словно пешки кавафис
писал доклад для съезда
получилась поэма «бледный огонь»
спишь будто и не со мною
будто бы видишь другую
другого
беса за энным плечом

в руинах непокорного гензухтен
лежал как обруч господин
и руки вымазаны пудрой
и белое лицо

нарядом свадебным недаром
на «ужас» «сажу» переняв
с нераспакованным товаром
да на конклав

хотел надеть парик приладить мушку

глядишь —
склерозом схваченные пальцы
дрожат как мышь

осенняя

дрожат как полевая
дрожат как зайчик у ворот
что соловья поймал сгорая
и жмет его и жмет

сатанократии застенчивые цепи
чуть различим ход тачки бесовской
но может быть и в скандинавских фьордах
расплеснутая обмирает ткань

и может там всего быстрее пули
и может будет веселей кататься
и может там закроются глаза
глаза закроются покатятся минуты
и губы высвистят: ах эти фьорды фьорды

curriculum vitae двойная спираль
поникли родные осины
и бьется в обновах рычащий китай
и челюстью машет ослиной

твои риббентроп золотые плоды
на скатерти вмиг отыскали
и вольно наядам дремать у воды
в двойной полнозвучной спирали

не ты ли полифем трубою
над морем мрачным повертел?
я б и сегодня был с тобою
когда бы вправду захотел

как ключник петр непреклонным
подветренный слагая гимн
многозначительным канонам
шестиголовых братьев гримм

в мертвецкую! и собакевич встал
под звон критической медузы
теперь бы кость или металл
загнать в сияющие лузы
но девушке хвостатой невдомек
что плоть разумная синеет
кремль рушится и даже уголек
в лачуге мусорщика тлеет

отчего немилость некстати
это нестойкое чувство
втихаря лихорадкой вселилось
так вплетаются бесы
инкубы или суккубы
в полотняную печень
в заливистый позвонок
в плеть-язык

было — не было
не ромашка не лютик позорный
прозорливый словно перо
вот холодные вишни
рано утром на даче
вчерашний знакомый
спросонья роняет на пол
укатились засохли

вот и дверь перекошена петли
сиро скрипят занавеска
выгорая истлела нет ее
здесь он лежал на кушетке
вокруг теперь подорожник
иван-чай осока
выросли семена в коробках
стручки под землей
проснулся зевнул слез с постели
закурил много пили вчера
вишни ел жажда мучает юность
уходя не оставил
ни адреса ни телефона
но обернулся все же
за калиткой
по-крестьянски ладонью махнул

в этом краю офицерских услад
буду ходить на парады
как отсосавший в сортире солдат
с остановившимся взглядом

буду армейские фильмы смотреть
в горестной будке казенной
утлою койкой до утра скрипеть
страстью сырой ослепленный

дабы истошный вот этот скрип-скрип
шорох постыдного сора
рыбкой губастой надежно прилип
к ангелов ясному хору

о пташка бедная! лишь унеслоговое
озябший разговор пронзит
и ненадежное слепое
сердечко затрещит

вотще на легкие частицы
рассеется — но гордо вновь
аорта бьется пульс стучится
проистекает кровь