Дмитрий Волчек: Говорящий тюльпан

в чем тайна кроется подчас
полузатопленная лодка
и окровавленный платочек
и новолунье в камышах
так замирает детектив

но через три десятилетья
совсем отстирывают кровь
луна меняется в объеме
из жижи вылезает лодка
как пробка в гулком кабаке

цветет вода сияют латы
что обновленные заплаты

чуть опрокинув темное стекло
сказала мелодично: я читаю
записки анны вы —
рубовой она без ног жила под паровозом
но вот спласталось всё и кони люди
шипами иглами пошли платонов да филонов
истеблишмент мне верно ненавистен
сирокко с побережья клеопатры
колючие докучные песчинки
позволите — я голову прикрою
удобен абажур из детской кожи
он преломляет тайные лучи
как бонвиван соломенную шляпу

но вот приехал армавир в анапу
а там глаза открылись в тростниках

ты знаешь про сиамских близнецов
они срослись боками кровь и лимфа
всё время булькали перетекали
в палатке жили ветхой
оставался
подарок от заезжих англичан
ореховая колбочка с секретом

развоплотиться? только плоть мешает
артерии не пропускают спирт
и с эвкалиптов демоны взлетают
в громокипящий мир

что в ангельском посольстве горевать?
желтеет страсть в проломленных пенатах
теперь уместно ворковать —
осока заводей крылатых

все скроет обойдет — так лимонад
стекает по распаренному телу
не выскочить не отступить назад
скользит страна и скудные пределы

то стянутся то отпадут но вот
да — крепостной шофер! да — мужичок бездомный!
всю эту вязь убогую прорвет
теперь у сердца он и уж рычит огромный

удар хвоста — и плещется вода
автомобиль под нежный лед стекает
и шиной яростной гремучая звезда
в остывшем чае умирает

добротной жизнью стоит погореть
в каком-нибудь беспечном ридикюле
сверкал ли этот нож? секла ли эта плеть?
когда мы встретились? — мне помнится в июле

но не тебе триремой бороздить
чертежные бесчувственные воды
так девственница тщится приручить
пантикапейскую природу

вконец запутавшись в сетях рыбацких вкось
и поперек затянутых заливом
тащи наживу тать! снимай бушлат матрос!
не ты ли так ревниво

«из пушки на луну» — в июле бормотал
покуда стражники затеяли тревогу
и жертвовал таврический причал
казенный дом сарматскую дорогу?

как не сойти с отравленных небес
сюда в запекшуюся соду
пока не растворился не исчез
в терновнике исхода

спеленутый раскрашенный двойник
по-диккенсовски пристального тома
покуда арестант июльский сник —
от молний он оглох ослеп от грома

как механический зверек
зловредно растревожен
вдруг натыкаешься на слог
а он и невозможен

долгоиграющей тюрьмой
затянутый умело
придется выдернуть самой
беллерофонта стрелы

так оказаться не у дел
в уродливом сюжете
берешь мальчонку на прицел
а он и не заметил

как грозно выщипана бровь
набухла грудь у сучки
покуда впитывает кровь
любовные колючки

отшельник батискаф и мантия хмельная
каким ключом ни отопрешь ларец —
в обломках караван-сарая
все скалится мертвец

надежно погребен засыпан требухою
на весь подземный мир стозевно голосит
и как загнать его немеющей рукою
во гроб повапленный в хрустальный этот скит?

в устах гудят и фауна и флора
и дети жадные осколки перетрут
чтоб отыскать средь тесного раздора
запрятанный искусно изумруд

и счастье и покой и хуй и воля
скрип ювелира в темной глубине
ненастный петя в тощем коридоре
куст менструальный на стене

так — не владельцем конного завода
так — не пинки наездника терпеть
в горсти у молодого антипода
под жадным пальцем заблестеть

там вдруг почувствуешь какой-то нежный смрад
тут полыхнет чертеж средневековья
здесь свалится стремительный снаряд
цветком на изголовье