Чужда молитв и суесловья,
И вдохновенья, и огня,
Холодной, мертвенною кровью
Ты опоила, смерть, меня.
Иноплеменных звуков холод,
Музыки венценосный бред,
И белых клавиш черный голод,
И черных клавиш черный свет.
Вкус вечности, чуть горьковатый,
Мне был знаком. Всегда один,
Невольной жизни соглядатай,
Ее привычный властелин, —
Не я ль берег науку тленья,
Всю чистоту ее одежд,
От глупости и удивленья,
Прикосновения невежд.
Еще звезда с звездой боролась,
Еще металась в страхе твердь,
Когда восстал бесспорный голос,
Твой голос, явственная смерть.
Смерть пролила святую чашу.
Звенел и гас пустой кристалл.
И медленно над миром нашим
Прозрачный отгул умирал.
В пятилинейном заключенье
Хранят скрипичные ключи
Небес холодное биенье
И первозданные лучи.
Спасительных, бессмертных, темных,
Железных формул плен, броня, —
Дыхание ночей огромных
И слабый свет земного дня.
Дневные Моцартовы звуки
Тьмы не посмеют превозмочь, —
Покорна лишь моей науке
Слепая девственница ночь!
И сторонясь людской музыки,
Я к скрипке не принужу рук, —
Неистовый, косноязыкий,
Молчи — юродствующий звук.
О, деревянной скрипки пенье,
О, голос дряхлого смычка, —
Так жить и чувствовать — века —
Бессмысленное понужденье!
Забыв земную суету,
Томлением пренебрегая,
Лелею я одну мечту
О каменном, безмолвном рае.
Мы, встретив старость, познаем
Бесплодность сердца. Время, время!
Холодным сожжено огнем
Случайной молодости бремя.
На что мне огнь земных свобод?
Увы, все искажает скука.
Душа предчувствует и ждет
Тебя, смертельная разлука.
Молитвы бесполезный дым
И звуков каменная твердость —
Недаром я шести земным
Грехам — предпочитаю гордость.
Разъяв, как яблоко, любовь,
Я миром брезгую. Слепая,
Беснуется слепая кровь,
И жизнь проходит, как слепая.
В окне над миром истлевает
Глухой, мертворожденный день,
Сгибает свет святая тень,
Как ветер тростники сгибает.
Нежнее рук часовщика
Ее прохладное касанье.
Пройдут года, пройдут века,
Без имени и без названья.
О Моцарт, Моцарт, как Орфей
Ты скалы покорил музыке —
К чему? Вослед душе своей,
Вослед пропавшей Эвридике
Ты бросишься. Но хаос глух,
Но тугоухи глыбы мрака,
И не уловит бедный слух
В ночи — ни отзвука, ни знака.
День отошел уже ко сну.
Густеет вероломный воздух.
Я никогда не отдохну —
На что рабовладельцу отдых?
[1928]
Chartreuse de Neuville («И желтый луч на каменной стене…») [77]
И желтый луч на каменной стене,
И серый мох на красной черепице,
И тень дерев — все только снится мне
Мгновенной, пролетающей зарницей.
Еще один завороженный день —
Он падает меж веток обнаженных,
Как желтый лист, как тающая тень,
Как бабочка, — на головы влюбленных.
[1933]
Canal de l’Ourcq («Ты помнишь белый циферблат часов…») [78]
Ты помнишь белый циферблат часов —
Он цвел в тумане, на краю канала.
Твоя ладонь, как чашечка весов,
От слов моих качалась и дышала.
Вдоль черной баржи полз фонарный свет,
Алмазами горела мостовая.
Прекрасно счастье — в ореоле бед
И в блеске нищеты — любовь босая.
[1933]
Мой невод заброшен смоленый.
Чуть вздрагивают поплавки,
И ветер волною зеленой
Раскачивает тростники,
И шепчут зеленые листья
О том, что сегодня опять
Мне счастье во мгле золотистой
Никак не удастся поймать,
О том, как царапают весла
Их нежные стебли, о том,
Что ил волокнистый разостлан
По дну темно-серым ковром.
И, глядя в прозрачную воду,
Я вижу — далекое дно,
Синеющего небосвода
Раскрытое настежь окно,
И там — в голубых переливах —
Неяркую тень рыбака
И стайку рыбешек пугливых,
И призрачные облака.
Я в море сегодня не вышел.
Зарывшись в холодный песок,
Как зверь засыпающий, дышит
Мой старый, усталый челнок.
Вздыхает ленивое море,
Закатная плавится медь,
И сохнет на черном заборе
Большая шуршащая сеть.
Все выше летучие тучи
И огненные небеса,
Все тише в лощине дремучей
Лесные звучат голоса.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу