Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

Иногда, — но реальность отчетливых звуков
И в глаза просочившаяся темнота
Отстранялись, — и вновь безголовая кукла
Разрывала фату, и взвивалась фата.

Наплывала кругами зеленая краска,
Растекалась пятном на полу, и опять
Меня кто-то из сна на мгновенье вытаскивал,
И, скрипнув, поспешно смолкала кровать.
………………………………………………….

Я на плечи поднял светлеющий камень
За открытым окном наступившего дня.
Я неверное тело потрогал руками,
Я не знаю, я есть — или нет меня.

Уплотнившийся воздух широким крылом,
Как веслом, загребая, испуганный филин
Оторвался от дерева, и оперенное зло
Налетело на фары автомобиля.

Он мелькнул, ослепленный лучами, и вот
Всем взъерошенным телом ударилась птица
В ветровое стекло. Оборвался полет
Перед глазами сверкнувшей зарницей.

Тормоза, — но уже на разбитом стекле
Расползлась паутина слепого удара…
…Он лежал, распластавшись на черной земле,
Увенчан пернатой тиарой.

Как был он прекрасен, посол темноты,
В последнем полете разбившийся насмерть!
В глазницах, похожих на злые цветы,
Сколько было тоски, одиночества, страсти!

Гроза над Машуком, и в черной катастрофе
Столкнулись туч разорванные строфы,

И молнии, полнеба светом озарив,
Катились в грохоте внезапных рифм,

Со всей природой связаны и слитны
Кружились в воздухе осколки ритма,

Но в мраке даже струи ливня не смогли
Его, хотя б на миг, поднять с земли.

Мартынов опустил граненый, длинный,
Как будто совестью набрякший пистолет.
Прощенья нет, спасенья нет и нет:
Живым не выйдет он из той долины, —

И сколько лет потом, слепой мертвец,
Он будет вспоминать тот исступленный ливень
И рваных молний розовые бивни,
И не его, а только свой конец!

Гудел и пел, как в улье, в смертном теле
Несозданных стихов пчелиный рой
В тот миг, когда навылет был прострелен
Поэзии надвременный герой.

В запекшуюся дырочку от пули
Все вырвались стихи — под ливень, в мрак, —
И стала с той поры огромным ульем
Бессмертная кавказская гора.

Прислушайся, о, сколько новых песен,
О, сколько новых лермонтовских строк
Слетят, как пчелы, к нам из поднебесья,
Когда тому наступит тайный срок!

Не ходит дерево. Оно
Растет в том месте, где упало
Покорное ветрам зерно.
Здесь корня розовое жало
Свой первый совершило труд.
Меж скал, в таинственный сосуд
Расщелины проник язык березы.
Он влагу пьет, и возникает ствол,
И кормят каменные слезы
Того, кто в недрах их обрел.

Березу солнечное пламя
Зовет под купол голубой,
И время нежными руками
Ее подъемлет над землей,
Но дереву добыть не просто
Воды для жизни и для роста —
Недаром облачком медали
Шуршащие на ней растут.
О, если б только люди знали
Какой березе нужен труд,

С каким упорством должен корень
Раздвинуть скалы и в щел и ,
Разъятой им на косогоре,
Найти щепоточку земли.
Какая сила в корне змеевидном,
Какою волею завидной
Он в поисках воды ведом!
Неведомый водоискатель,
Всю жизнь в земле, всю жизнь ползком —
Березы ласковой создатель!

С вершины к вершине, по острым вершинам,
Над угольным лесом почти невесомо
Полночное солнце скользит.
Прозрачное облако огненным дымом
Касается крыши уснувшего дома
И церковь в Кижах серебрит.

На севере, здесь, соловьев не бывает,
Но явственней шелест и ласковый шорох:
В бессонном болоте трава
Цветет, точно рыбы, плеснув, возникают
Над розовым озером в зыбких просторах
Всплывающие острова.

И белая ночь раздражающей негой
Пронизана так, что душа поневоле
С душою ночной заодно
Трепещет и бьется, и дышит Онегой
И хвойной настойкой, и небом, и полем,
Языческим крепким вином, —