Коллектив авторов - Живая вода времени (сборник)

– Скажи, любезный, – обратился он к председателю, – где мое законное поле?

– Откуда я знаю, где твое поле, – зло и сердито огрызнулся тот.

– Не понял юмора, – возмутился Винтарь, – бумагу я имею, гад! И твое, гадское дело, мне пай отвести.

– Вали отсюда, пока в лоб за язык свой поганый не получил. Ясно? – И возмущенно добавил: – Земли ему надо. Да бери сколько хошь. Совхоз в этом году вообще не сеет – любое поле бери!

Винтарь призадумался. Долго бродил вдоль деревни, примерялся, прицеливался с чего бы начать, но так и не остановил свой выбор ни на одном из полей. «Ладно, – подумал он, – Афанасьевич приедет – все растолкует. Мужик он ученый, поболе нашего знает».

Афанасьевич в тот год не приехал. Да и в городе бог знает что делалось. По осени танки в Москве появились. Лупили крупным калибром по высокому, Белому дому, пожар полыхал, стреляли на улицах. Валька, сожительница Винтаря, плакала, глядя в подслеповатое окно телевизора, причитала. И Винтарь, мусоля дешевую сигарету, тяжко вздыхал.

– Войны нам еще не хватало. Достукались падлы!

Время остановилось. Нет, на столе привычно тикал будильник, золотом листьев укрывали вековые березы примороженную землю, лохматил неухоженные поля злой северный ветер, утренник серебрил сочную зелень отавы. В природе все шло своим чередом. Время остановилось в людях. Чаще всего Винтарь лежал на диване, глядел в засиженный мухами потолок и не было сил, не было желания что-то делать. С трудом заставлял он себя подняться и выполнить неотложную крестьянскую работу: наколоть дров, накормить скотину, принести родниковой воды, во дворе убрать, как-то себя обиходить. Делал все с неохотой, без должного прилежания и аккуратности. Как будто то, виденное по осени, ударило по рукам, заронило в душу тревогу, смуту посеяло в сердце.

«А почему, собственно, я хрип должен гнуть, – думал он, – детей у меня нет. Нам с Валей немного надо. Картошку посадим, вырастим порося и проживем как-нибудь. Землю дали, а на хрена мне эта земля! Сеять, пахать, урожай собирать – для этого техника нужна, хотя бы конишка какой. А где это взять! Денег нет – не предвидится, да и не в мои-то годы это все начинать».

И потихоньку, по мелочам стал Винтарь двор продавать. Продал ружьишко, сети продал, а весной и корову свел со двора – толку с нее: прибыли никакой, а горбатиться ого, как надо. Деньги, по его разумению, тратил он правильно. В частном магазине Машковых покупал хлеб, спички да сахар и, как правило, водку, а так хозяйство еще кормило. Но деньги заканчивались быстро, и он шарил по дому, по двору шарил с надеждой отыскать в своем хозяйстве потребную для продажи вещь.

Нищал Винтарь, нищала деревня. Один за другим уходили на погост старики, а те, кто помоложе, подавались в город счастья искать. Ночами в деревне жутко стало. Редкие избы окнами светились в ночной темноте, а больше брошенные дома темнели черными остовами, холодный ужас наводили заросшие бурьяном дворы, быстро поддавшиеся тлению и упадку амбары, сараи и бани. Зимой волки стали похаживать, да шальные подростки повадились грабить брошеные дома. Винтарь уже не встревал в такие дела. Хотел однажды бандюков от воровства отвадить – чуть ноги унес. С тех пор тихо сидел, поглядывал в темные окна, да Богу молился, чтоб лихо мимо прошло.

Года через три, к Троице, приехал домой Афанасьевич. В дом заходить не стал, Винтаря кликнул, на скамейку присели, разговор повели.

– Вишь, что с деревней деется, – жаловался ему Винтарь, – так дело дальше пойдет – один на всю эту округу останусь. Разоренье идет, люди мрут, просторы твои, луга сенокосные зарастают. Власти тут нет, хозяина!

– Да как нет хозяина, – удивлялся Афанасьевич. – А ты кто! Землю ведь дали тебе?

– Дали, а толку что?

– Ну, так паши, работай!

– На ляд это мне! Вам в городе сладко. Деньги рекой текут. В магазинах жратва. Тепло, вода в доме. Срач и тот рядом. Ты в нашей шкуре побудь – кочетом запоешь. Умник.

– Да не умник я вовсе. И не так-то просто живется мне.

– Тебе – профессору?!

– Да, мне, профессору.

– А что так?

– Жизнь такая.

Глянул Винтарь на профессора и точно – нет прежнего лоска. Рубаха потертая, спортивные штаны пузырями, разбитые шлепки – на босу ногу, видавшая виды бейсболка. Да и сам он, словно ростом стал ниже, лицо серое, щеки не бриты.

– Да, брат, не сладкая нонче жизнь. – И, переводя разговор, любопытства ради спросил: – Надолго ли к нам, двор-то косить будем?

– Не знаю надолго ли, а двор косить обязательно будем. Только дом вот откроем, что еще там?